Сапер Михаил Рыбалкин

«Мы гордимся своим прадедом» — пишут правнучки кавалера ордена Славы трёх степеней
Наш земляк, уроженец Лобанихи Михаил Дмитриевич Рыбалкин, за боевые заслуги в годы войны награждён орденам: Славы всех трёх степеней, Отечественной войны первой степени, Красного Знамени, медалью «За отвагу» и другими медалями, а в 40-летнюю годовщину Победы (в 1985 году) – вторым орденом Отечественной войны первой степени.
Сегодняшняя публикация о нём подготовлена на основе материала «Мы гордимся своим прадедом» правнучек героя, учениц Елбанской средней школы Маслянинского района Новосибирской области и городской школы Новосибирска, с которым они в 2010 году участвовали во Всероссийском конкурсе исторических исследовательских работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – ХХ век».
К сожалению, ограниченная газетная площадь не позволяет полностью напечатать это повествование, поэтому даём её в сокращении и редактировании.
Чти прошлое…
Какое оно, время наших дедов и прадедов? Как они жили, о чем мечтали, все ли сложилось так, как им хотелось, или разочарований оказалось больше, чем радостей? Эти и другие вопросы встают, наверное, перед многими нашими сверстниками. Так случилось и с нами, сестрами Кариной и Василиной. Нам повезло, потому что живы наши дед Рыбалкин Юрий Михайлович и бабушка Нерода Татьяна Юрьевна. Летние каникулы позволили нам много общаться с ними, проводя в разговорах замечательные сельские вечера. Нынешнее лето сделало нас взрослее, но, главное – сблизило с родственниками, даже с теми, кого уже нет в живых.
Именно такие вечера с воспоминаниями дедушки и бабушки о судьбах наших предков вызвали большой интерес к истории. Многое из услышанного было настолько неожиданно, что захотелось узнать больше, обратиться к семейным архивам, посетить музей прадеда Рыбалкина Михаила Дмитриевича в Алтайском крае, о существовании которого мы раньше и не слышали.
Нам его судьба показалась особенно интересной: кавалер трех орденов Славы сержант Рыбалкин, будучи сапером, каждый фронтовой день проживал, как последний…
Он победил смерть, обезвредив под огнем врага сотни мин. Какой была его война – героической, будничной, трагической? Каким был его довоенный и послевоенный мир? Введение в работу мы озаглавили фрагментом заповеди Дмитрия Лихачева «Чти прошлое, твори настоящее, верь в будущее». В наше время так часто не хватает почитания, уважения к своим предкам и даже к родителям. Почему?
Мы провели опросы родственников. Василина со своим отцом, Михаилом Юрьевичем (названным в честь нашего героя) побывала в Лобанихинской школе Новичихинского района Алтайского края, Карина – у родственников, хорошо знающих Рыбалкина-старшего – в г. Рубцовске.
Начало судьбы
Родился Михаил Рыбалкин в многодетной крестьянской семье 27 ноября 1910 года (ровно сто лет назад). Место рождения – село Лобаниха Новичихинского района. Шестеро детей для сельской семьи в то время не было чем-то неординарным, рождались они по «божьему разумению», родители в божью волю, как правило, не вмешивались. Три сына и три дочери – хороший расклад для будущего крестьянской семьи: подрастут – будет помощь и в поле, и дома.
Хозяйство было солидным — пахали, сеяли хлеб, овес, лен, выращивали в большом количестве картофель. А дети уже с шести лет были при делах: прополка, поливка, да и в поле была работа. С семи лет Миша по-мужичьи солидно поругивал коня, стягивая копны к большой скирде. Отдыхал только тогда, когда уставшие родители садились на пахнущую свежескошенную траву трапезничать. Какой вкусный был хлеб, испеченный матерью!..
В трудное время пришла любовь к Михаилу, в тридцатом встретил он Агафью. Только, как вспоминает дед Юра, свадьбы им «открытой» проводить не разрешили – была она дочерью кулака. Тем не менее, молодые сошлись на свой страх и риск. И свадьбу устроили: запряг Михаил лошаденку, устелил телегу свеженькой травой, посадил новобрачную и увез «ко второй бригаде», где среди зарослей черемухи журчал ручей… Наутро они уже были мужем и женой.
Работали в колхозе «Заря коммунизма». Лишь через несколько лет молодая пара «расписалсь», что нисколько не помешало любить друг друга всю жизнь. А она часто обходилась с ними сурово: из восьми детей, рожденных до войны, выжили только двое – дочери Рая и Надя. Наш дед Юра родился уже после войны.
На войне
12 июля 1941 года. Лобанихинцы, еще не осознав до конца, насколько страшное испытание выпало советскому народу, с гармошкой и бравыми напутствиями провожали от Новичихинского РВК троих земляков, среди которых был и Михаил Рыбалкин, отец двоих малолетних детей. Всех троих отправили на Дальний Восток, очевидно, ожидая агрессии и со стороны Японии.
Прибыли к месту назначения, где земляков зачислили курсантами Благовещенского полка: с утра и до позднего вечера курсантов учили воевать: строили понтонные мосты на реках Амур и Зея; обезвреживали мины, лазали по-пластунски, совершали длительные марш-броски…
В декабре неожиданно пришел приказ: отправить всех курсантов на фронт. И три года из четырех шагал Михаил Рыбалкин по дорогам войны в составе Алтайской 312-й стрелковой дивизии.
Выпала ему труднейшая миссия – быть сапером в разведке. Как известно, перед наступлением сначала идут разведчики, а еще раньше, расчищая им путь, проходят коварные метры саперы. Медленно ощупывая каждый кустик, бесчисленное количество раз проползал он по минному полю. При этом надо было еще и не обнаружить себя. А если одно неосторожное движение – прощай, жизнь, да не только своя. Ведь сапер ошибается лишь однажды.
Село Лопахино Калининградской области. Красноармеец Рыбалкин с группой товарищей расположился вблизи передовой линии обороны. Командиры подразделений доложили о готовности к атаке. Гитлеровцы почему-то притихли. Они ждали подкрепления. Стало особенно тихо, и эта тишина пугала. Каждый понимал, что за ней последует яростная атака, а это новый взрыв смерти. Но порвать вражеское кольцо – было самым большим желанием у всех.
Ощущалось, что время затишья заканчивается. И тогда к командиру взвода Павловскому обратился сержант М.Рыбалкин:
– Товарищ лейтенант, я накануне разведал тут одно местечко. Там минное поле. Можно, разрезав колючую проволоку и обезвредив часть мин, выйти из капкана.
– Выручай, дружище, – только и успел сказать офицер, когда над лесом раздался гул и свист снарядов. Воздух вновь застонал от взрывов. Дрогнуло поле, и там, где окопались советские бойцы, черными фонтанами взметнулась земля. Летели вверх, будто спички, многолетние деревья, надрывно гудели моторы фашистских штурмовиков. Прошло четверть часа. Огненный вал постепенно стал уходить в глубь обороны. На горизонте замаячили фашистские танки, застрекотали автоматы, и гитлеровцы уверенно ринулись в атаку. Наступал критический момент.
Павловский неотрывно смотрел не туда, откуда двигались немцы, а в сторону небольшой лощины, где с большими ножницами и саперной лопаткой в руках колдовал сержант Рыбалкин. Чтобы он успел закончить работу, надо было еще хоть немного продержаться. Нужен был ответный хороший удар. Офицер обратился к солдатам, очевидно, объясняя ситуацию. И когда уже совсем близко показался фашистский танк, в него полетели связки гранат и бутылки с зажигательной смесью.
Именно в этот ответственный момент шальная пуля ранила сержанта Рыбалкина в голову, кровь заливала глаза, но страх исчез. Превозмогая боль, он торопливо заканчивал работу – только бы успеть. Раздались взрывы, затем еще и еще. Больше он ничего не помнил, но последнюю мину обезвредил.
Унося с собой тяжелораненого Михаила, уходили от преследования фашистов его однополчане. Он успел. Ночь была длинной, томительной. Разметавшись на шинели, Рыбалкин стонал. Рано утром в блиндаж вошел секретарь партбюро полка и сообщил, что в эту ночь ушли все красноармейцы полка. Этот эпизод, одинаково озвученный в свое время нашим героем и сыну, и районной прессе, описанный в книге А. В. Кочетова «Солдатская слава», может вызвать вопрос: неужели имело место благоразумие командиров – не проливать напрасно солдатскую кровь, отступать, где это жизненно необходимо, а не идти напролом? Ответ напрашивается один – было. Те, кто знал Михаила Рыбалкина при жизни, абсолютно уверены: он не любил фантазировать и геройствовать, о войне вспоминал крайне редко и даже неохотно. Его внучка рассказывает: «Много писем ему приходило от школьников, мы, родные внуки, просили рассказать о войне. Однако дедушка рассказывал очень неохотно. Задумается, курит и молчит, бывало, после таких рассказов. Теперь-то я понимаю, как тяжело ему было возвращаться к пережитому. Да и вообще он всегда говорил, что ничего особенного не совершил, а просто выполнял свой воинский долг. И геройства в будничном спасении человеческих жизней не видел. Свою миссию сапера принимал, как «обычную работу на войне».
Сапоги-спасители
1944 год. Польша. Во взвод минеров-разведчиков пришел новый старшина, пожилой и очень человечный. Зная, что ребята, находящиеся в его подчинении, каждый раз уходя в разведку, могут уже никогда не вернуться, жалел их, стремился и подкормить, и одеть получше. В очередной раз он достал непонятно где замечательные хромовые сапоги, мягкие, легкие. Обувь не идет в сравнение с грубыми кирзовыми бахилами. Такие положены были только офицерскому составу.
И уже в этих сапогах разведчики ночью пошли на польскую сопредельную территорию за «языком». Все шло привычно, разрезали колючую проволоку, мин не обнаружили. И когда уже стали продвигаться решительнее, Михаил замер, нога через тонкую кожу сапога почувствовала легкое прикосновение то ли веточки травы, то ли нитки. Сомнения в том, что это, развеялись, когда осторожно наклонился и пощупал рукой «ниточку» – растяжка противотанковой мины, раньше таких не встречал. Подал сигнал товарищам, все притихли. Снял, обезвредил. Все перевели дух и двинулись осторожнее, чем секундами ранее, вперед. Языка они тогда взяли. Вернулись в свою траншею живыми. А старшине, как он не упирался, отдали свои фронтовые сто грамм – за сапоги, спасшие всем жизнь. Что от каждого из них осталось бы, сработай мина, понимали все.
За личное мужество и отвагу
Нам очень хотелось узнать, за какие особенные заслуги сержант мог стать полным кавалером ордена Славы. Тем более, что такие награды давались только за лично проявленные мужество, отвагу и героизм. Поиск ответов привел в село Лобаниха на Алтае. В небольшой сельской школе был когда-то музей, где имелся богатый материал о земляках-ветеранах Великой отечественной войны. Нашему прадеду была посвящена отдельная экспозиция. Сегодня музея нет, но, к счастью, сохранились несколько папок с вырезками из газет, личными воспоминаниями Михаила Рыбалкина, его фотографии. Изучая все эти документы, мы сумели восстановить весь путь, пройденный им от первого ордена Славы ко второму и третьему.
Шел май 1944 года. Разведчики взвода пешей разведки 1081-го стрелкового полка получили приказ командира полка М. Н. Шевченко достать «языка». Им была придана группа саперов под командованием сержанта М. П. Деркача, в неё вошел и Рыбалкин. Было известно, что подходы к переднему краю заминированы и опутаны несколькими рядами хитроумно сплетенных проволочных заграждений. Выдвинувшись вперед, саперы приступили к работе. Противник или что-то заметил, или на всякий случай открыл пулеметно-автоматный огонь. Но саперы не прекращали своего дела. Трудились около часа. Наконец путь был свободен. Группа захвата прошла, а саперы остались с группой обеспечения. Прошло долгих два часа, в глубине немецкой обороны началась стрельба. А вскоре мимо группы обеспечения пробежали разведчики, волоча «языка». Их преследовали гитлеровцы. Группа обеспечения и саперы, давая возможность уйти разведчикам, обеспечили заслон, встретив огнем врага. Вернулись к своим немногие, большая часть ребят полегла. Михаил Рыбалкин был награжден за этот подвиг орденом Славы третьей степени.
А тремя месяцами позже, за мужество и отвагу при прорыве обороны врага и своевременное обеспечение проходов в минных полях, командир полка, полковник Герой Советского Союза М. Н. Шевченко вручил Михаилу орден Славы второй степени.
В октябре командир полка за смелые действия в составе разведывательной группы по захвату «языка» представил младшего сержанта Рыбалкина к ордену Славы первой степени. Но старшие командиры наградили орденом Отечественной войны первой степени. В декабре 1944 года грудь сапера украсила медаль «За отвагу».
Когда наши войска с плацдарма за Вислой перешли в наступление, дивизия, преследуя отступающего врага в районе населенного пункта Воля-Голембевская (Польша), наткнулась на минное поле. Танки остановились. Наступление могло задержаться. Противник вел ураганный огонь. Ждать было некогда. И тогда саперы под командой Рыбалкина приступили к разминированию. Только лично Михаил снял 80 зарядов с противотанковых и 150 с противопехотных мин. За этот подвиг он был награжден орденом Славы первой степени.
Дальше путь нашего прадеда пролег через Радом, Познань. Затем – участие в Берлинской операции. Вот что написано в наградном листе: «16 апреля 1945 года в боях по прорыву глубоко эшелонированной обороны противника гор. Лебус (Германия) во время проделки ходов в минных полях под огнем противника снял 47 противопехотных и 220 противотанковых мин». Это 267 поединков со смертью!
Сломив сопротивление врага, воины дивизии вошли в предместье Берлина. И вновь наш прадед отличился: «23 апреля 1945 года в районе Кланы Тренке, работая вместо выбывшего из строя командира взвода, под артиллерийским огнем, умело руководя постройкой плотов из подручных средств, быстро организовал переправу через реку Шпрее артиллерии полка, чем обеспечил успешное выполнение боевой задачи». За эти боевые дела командир отделения саперного взвода 1081-го Краснознаменного стрелкового полка, сержант Рыбалкин был награжден орденом Красного Знамени. Боевой путь прадеда закончился на берегу Эльбы.
Подарок фронтовой судьбы
Как бы ни складывалась солдатская судьба человека, он каждодневно помнил о доме. Зачастую, воспоминания вспыхивали неожиданно, казалось, несвоевременно. Как правило, щемящей болью отзывались такие всполохи памяти в сердце опытного разведчика, спокойного даже в критических ситуациях. Дороги тяжелой войны, казалось, так далеко отодвинули человека от его вчерашнего дня, от довоенных привычных забот и мыслей, реальный возврат к ним был бесконечно долог… Ребята, которые призывались вместе с Михаилом, неизвестно где, да и живы ли? Их пути разошлись сразу после отправки на фронт.
И все же неожиданные подарки судьбы в жизни солдат встречаются! Война шла уже на территории Германии. Взвод разведки получил задание взять языка, во что бы то ни стало, причем это должен был быть офицер. Задание было выполнено.
И вот, проходя мимо радиста, бесконечно повторяющего свой вызов и, очевидно, не получающего ответа, Михаил остановился, еще не понимая, чем тот привлёк его внимание. И вдруг понял: голос! Знакомый до боли голос чужого человека. Подошел ближе и… Это был Иван Присняк! Его сосед по той, довоенной жизни. Деревенский друг детства. Вот это встреча!
Сказать, что это была радость – мало! Это был какой-то неописуемый восторг. После пережитых минут между жизнью и смертью, это было сверхнаградой: почти что оказаться дома, в своей единственной и неповторимой Лобанихе. Они обнимались, бутузили друг друга кулаками, будто мальчишки. Все, кто оказался рядом, притихли и смотрели на эту встречу с нескрываемой завистью – это ж надо, в тысячах километрах от дома встретились друзья детства, соседи. Только они, два солдата, шедшие разными дорогами по направлению к Берлину, сейчас понимали, что за прекрасное место их маленькая деревня в Алтайской степи!
Возвращение домой
Точную дату возвращения Михаила Рыбалкина домой, к сожалению, установить не смогли. Сын Юрий вспомнил, что ждали его всё лето 45-го, но пришел он только осенью. Уже созрели тыква, капуста, лук и прочие овощи, потому что в тот памятный день, как вспоминала мать, она с утра запрягла в бричку двух колхозных быков, погрузила большую часть выращенного, и поехала в Поспелиху, на базар. Это примерно в 30 километрах от дома.
На станции Поспелиха все колхозники останавливались на постоялом дворе, который официально назывался «Дом гостей». Обычно добирались к вечеру, ночевали, а утром со своей поклажей отправлялись на базар. Зная эту традицию односельчан, Михаил сразу же отправился туда узнать, нет ли кого из родной Лобанихи. Там-то ему и сообщили, что его жена Агафья торгует сегодня на базаре. Послали мальчишку за ней.
Услышав радостную весть, Агафья бросилась к «Дому гостей», забыв и про быков, и про свой товар, даже не попросила кого-нибудь «присмотреть». Как добежала до постоялого двора – не помнит, но ей казалось, что бесконечно долго. Пару раз споткнулась, ободрала колени и локти о дорогу, плакала – но не от боли, а от счастья – как же ей повезло: ходил под смертью каждый час, а вернулся, вернулся! Вернулся, когда две трети соседок стали вдовами! До последней минуты боялась, а вдруг проклятая мина найдет его в далекой Европе и в мирное время, ведь что-то нет его, хотя война и закончилась!
Она буквально упала навстречу идущему мужу в руки. И разрыдалась, жалобно подвывая. Затем спохватилась – что ж я вою, вот он, родной наш отец и муж, пришел!
Пошли на базар. Быки колхозные, слава богу, стояли на месте, а вот бричка была абсолютно пуста. Да и бог с ними, овощами. Теперь хозяин-победитель домой вернулся, не пропадём…
И радостные от всего, что происходит в эти минуты вокруг, отправились домой. Только сесть на бричку Михаил категорически отказался – стыдно разведчику вернуться домой на облезлых быках. Всю Европу прошел, прополз, ощупал руками, что ему какие-то 30 км. Трофеев Михаил никаких не привез, а вот маленький подарочек Агафье сделал – крохотные ручные часы. Никогда запястье колхозницы не украшалось такой затейливой вещичкой. Он поправлял время от времени вещмешок на плече, а жена украдкой через каждые десять шагов прикладывала к уху часики: идут ли? Так и шли они рядышком, держась за бричку, говорили и говорили – о детях, о соседях, о войне, о завтрашнем дне…
Времени на отдых у демобилизовавшегося разведчика не было, работы в деревне было много. Две трети мужчин не вернулись в Лобаниху, остались лежать на огромных просторах от Волги до Берлина. Вся тяжесть сельских будней по-прежнему, как и в войну, оставалась на женских и детских плечах.
Поэтому уже на следующий же день Михаил вышел в поле. Пахал и на лошадях, и на быках. Года через три появился в колхозе трактор, старый, постоянно ломающийся, он был самой большой ценностью в колхозе. В простонародье его называли «Натик». Штурвал доверили Михаилу. Времени для семьи совсем не оставалось, если не в поле, то либо под трактором колдует, либо в кузнице молотом стучит, без конца занят ремонтом своего железного коня. Жена тоже в поле по 12, а то и 14 часов – все зависит от сезона.
Целинная эпопея
1956 год… Год огромных перемен в жизни Лобанихи . В Алтай пришла большая земельно-целинная реформа. Приехали комсомольцы из самой Москвы – веселые ребята с гитарами, песнями и искренним задором. Вместе с ними прибыли новенькие трактора ДТ-54. Они ни в какое сравнение не шли с «Натиками», у которых даже и кабины не было.
В первый год урожай был невиданный, казалось, обещание Никиты Сергеевича о том, что коммунизм не за горами, вполне достижимо. После годов голодухи и недоедания деревня заработала трудодни, которые выражались не палочками, а самым настоящим хлебом! И заработанное зерно на самом деле раздавали тем, кто его растил. Даже встал вопрос, где его хранить. Нам трудно представить, как просто решалась проблема: нехитрый скарб из одной комнаты деревенской избы переставили в кухню: это железная кровать, сундук, скамейка. А пшеницу лопатой закидали в освободившееся помещение – убогую горницу. Кстати, всю зиму ребятишки спали прямо на пшенице, куда мать расстилала на ночь тулуп. Было тепло и мягко. Кто еще мог себе такое позволить? Только семья ударника, каким и был разведчик Михаил Рыбалкин – он больше всех намолотил хлеба, за что одним из первых был награжден медалью «За освоение целинных и залежных земель».
Заветный мотоцикл
В декабре 1943-го года во взвод саперов к Михаилу Рыбалкину прибыло пополнение: состав взвода постоянно менялся, ребята, к сожалению, подрывались на минах довольно часто. Среди вновь прибывших был молодой парень, Александр Георгиев, очень высокий, что сразу бросалось в глаза. Почти два метра были не самым лучшим качеством для разведчика. Но парень хорошо владел немецким языком, это и было главной причиной его назначения. Полтора года вместе они резали колючую проволоку, расчищали проходы, ходили за «языком». Затем Александра забрали в офицерскую школу и больше ничего о нем Михаил не слышал.
В 1970-м году Михаила Рыбалкина в числе других фронтовиков пригласили на торжественное заседание по случаю юбилея великой Победы. Как человека малорослого (а не за особые заслуги) его усадили в первых рядах. Торжественная часть была долгой, Михаил, утром сошедший с поезда, устал. И, возможно, ушел бы до окончания торжества. Но почему-то выступавший первый секретарь крайкома партии, отрываясь от текста доклада, каждый раз выразительно смотрел именно в его сторону. Это и немного удивляло, и раздражало Михаила. Да и уйти было неудобно. Когда же объявили перерыв, докладчик легко спустился в зал и, ни слова не говоря, обнял оторопевшего крестьянина: не узнал? И только теперь Рыбалкин увидел в этом солидном, располневшем чиновнике, того юного Сашку-разведчика… Зал, наблюдавший за происходящим, разразился аплодисментами, явно не планируемыми по сценарию.
Вечером Михаил сидел в гостях у однополчанина, а поезд на Поспелиху катил без него. Чаепитие продолжалось неделю, Георгиев возил своего бывшего командира на заводы, комбинаты и еще какие-то объекты, где проходили собрания в связи с юбилеем Победы. И везде представлял Михаила как человека, которому обязан жизнью: сколько было ситуаций, когда всецело от Рыбалкина зависел исход операции.
Вполне естественно зашел у друзей разговор о том, ощущает ли Михаил к себе внимание со стороны власти, партии. Но какого-то особого расположения ветеран, герой-целинник никогда не имел и не требовал. Единственное, что просил и у райкома партии, и в военкомат обращался – помочь с покупкой мотоцикла для сына. Стоял в очереди много лет, но желанный мотоцикл по-прежнему оставался несбыточной мечтой. Георгиев был удивлен, предложил «организовать» «Москвича» без всякой очереди. Но Рыбалкин отказался, ему бы «Урала», он для деревни удобнее: и в лес, и на рыбалку, да и денег на машину нет.
Домой Михаил возвращался довольный: у самого секретаря крайкома партии был в гостях! Про разговор о мотоцикле почти забыл, и потому опешил, входя во двор. Прямо у крыльца стоял, сверкая заводской краской, новенький «Урал»! Как оказалось, проблему Георгиев решил одним звонком, осталось отвезти в раймаг деньги.
Конечно же, Рыбалкин был благодарен другу, ждал его к себе в гости, договорились, что тот приедет в Лобаниху. Но этого не случилось, Георгиев скоропостижно скончался – остановилось сердце…
Друзья из ФРГ
Сын Михаила, его гордость, реализованная мечта иметь наследника, надежды фронтовика оправдал. Успешно окончив школу, поступил в педагогический институт на факультет физической культуры. По окончании его остался преподавать в том же вузе, достиг определенных успехов (мастер спорта по гимнастике), так бы и продолжал свою карьеру на этой стезе. Но в судьбу вмешался обком комсомола, рекомендовавший руководству института «направить Рыбалкина Юрия на усиление рядов милиции». Так Юрий связал свою жизнь с органами внутренних дел. Дослужившись до капитана, (проживал в это время с женой и дочерью в Джамбуле) был однажды крайне удивлен и серьезно обеспокоен, когда его пригласили для беседы в областной КГБ.
Первый вопрос, который был задан Рыбалкину Юрию: как ты попал в органы внутренних дел? Объяснил, что по направлению обкома комсомола. Следующий вопрос прозвучал жестко: почему есть место сокрытия факта брата, проживающего в ФРГ? Тут уж Юрий совсем растерялся! Братьев ни в СССР, ни где-то еще нет и не было, он всегда был единственным и любимом сыном Михаила Дмитриевича Рыбалкина. Никогда не слышал, не предполагал, что у него есть брат, да еще в ФРГ – в стране «лагеря врагов». Промелькнула мысль, может, была у отца какая-нибудь тайна с фронтовым романом. Но ничего ответить не мог.
В качестве объяснения возникшего вопроса подают Юрию бланк телеграммы с вполне конкретным текстом: «Встречай брата из ФРГ. Поезд «Новосибирск – Ташкент», вагон 4. Папа, мама».
И вновь Юрию пришлось оправдываться, нет у него никаких братьев, тем более в ФРГ!
Сотрудники КГБ ставят в известность Юрия, что принято решение сопровождать его для встречи с человеком, прибывающим в качестве брата на станцию Джамбул, выделяют спецмашину, и он вместе с ними отправляется на загадочную встречу.
Из вагона выходили пассажиры, спешащие, торопливо направляющиеся к автобусной остановке, явно хорошо знающие свои маршруты, совсем не похожие на иностранцев. Поэтому, когда спокойно, без суеты, вышел молодой человек, прилично одетый, с аккуратной кожаной дорожной сумкой, в руках какие-то листы, позже оказалось, что это фотографии, сотрудники КГБ его сразу же «вычислили». Позже выяснилось, это были фотоснимки родителей Юрия, немцев-односельчан и двоих незнакомых мужчин. Сели в машину, «сопровождающие» позаботились о переводчике (своём сотруднике).
…История началась весной 1945 года. При очередном разминировании подвала жилого дома в центре Берлина Михаил Дмитриевич нашел маленький сверток. В нем был ребенок, совсем маленький – не более полутора месяцев. Солдат не сразу сообразил, что с ним делать. Тогда сапер написал «Рыбалкин М. Д., советский солдат, год 1945». Привязал записку к детской ручке и сдал ребенка в Берлинский приют. Позже этого мальчика по имени Отто нашел родной отец, крупный фермер. Несмотря на то, что оказалась семья после войны в Западной Германии, она оставалась всегда благодарна русскому солдату Рыбалкину за спасение сына. Прошли годы, Отто вырос, вместе с отцом задался целью отыскать «крестного отца» Михаила Рыбалкина из СССР. Из архива Вооруженных сил получили адрес: Алтайский край, с. Лобаниха. Приехали с отцом в Сибирь. Познакомились с Михаилом, узнали, что у него есть сын, Отто решил породниться и с ним. Потому и прибыл столь неожиданно в Джамбул, оставив отца гостить в Лобанихе.
Надо сказать, что всякие проверки, по крайней мере, явные, прекратились. Хотя переводчик «из соображений упрощения общения» присутствовал до последней минуты, пока Отто не помахал из окна тронувшегося вагона своим родственникам из СССР…
Несколько дней гостил Отто в семье Рыбалкина. Событие было не рядовое. Посетили джамбульские мечети, захоронения 15-16 веков. Затем была речка Талас, палатки, костры, пение под гитару и, конечно, водка… Немцы уезжали в ФРГ, переполненные удивлением: как у русских весело, даже в Киргизии, в их недавнем представлении – в этой абсолютно дикой стране. Были обещания приехать в ФРГ, изначально несбыточные. Вскоре Юрий дорос до майора, затем подполковника, был допущен к серьезной информации, что естественным образом исключало визиты в страны Запада. На этом история о сводном брате из другой жизни, к сожалению, и закончилась.
Михаил Дмитриевич Рыбалкин умер и похоронен в Джамбуле…