Сороковины. Сердце, полное любви

Днем капало с крыш, и солнце пригревало по-весеннему ласково, но ночью еще сильно подмерзало. Время близилось к обеду. Я сидела в автобусе, следовавшем до Барнаула, и думала о предстоящей встрече. Так распорядилась судьба: мне предстоял переезд. Я остановила свой выбор на Новичихе – ближайший к Волчихе район. Журналисты в то время были востребованы, Новичихинской газете нужен был сотрудник.
На автобусной станции меня, как и договорились, встречала редактор газеты. Тепло улыбнулась, протянула обе руки:
– Я – Галина!
Так мы познакомились.
– Сначала ко мне домой, пообедаем, а потом в редакцию!..
По дороге она рассказывала о газете. Кто и в каком отделе работает, кто трудится в типографии.
– Завтра год, как у нас новый печатник, Саша. Из армии пришел и к нам. Хороший такой паренек! Как тут и был. Знаешь, у него день рождения в наш праздник – День печати, 5 мая. Я ему сказала, что это неспроста, наш, значит!..
В светлом уютном доме Самойловых было легко и просто. Володя что-то делал на кухне. Двухлетний Саша нарезал по комнате круги на трехколесном велосипеде. «А вы к нам в гости? Проходите, пожалуйста!» Велосипед в сторону и все внимание гостье, мне то есть. За столом рядом примостился, чайник заварной поближе поставил: «А то не достанете!» Пришел из школы одиннадцатилетний Андрей.
– Вот это и есть моя семья!..
Мне семья Галины понравилась. Было ощущение, что в этом доме я не впервые и знаю его обитателей не час всего, а давным-давно.
Потом я буду бывать здесь еще и еще. Подружатся наши сыновья Андрей и Алеша. Маленький Саша превратится в обаятельного молодого человека, и я буду просить его сыграть на фортепиано мою любимую «Вечернюю серенаду» Шуберта. А Галина все годы будет очень тепло относиться к моим детям, с особенной нежностью – к дочке. И даже в самую нашу последнюю встречу расспросит о них: «Как Руслан, Алеша? Как у Юлечки дела?»
Но все это будет потом. А пока что сразу после обеда Володя отвез нас в редакцию, где я пробыла до вечера. Последним автобусом уехала домой и стала готовиться к переезду.
Это было 4 марта 1990 года.
В семье Марии и Анатолия Бесединых подрастал маленький Павлик. Жили они тогда в большом красивом селе Токарево. Когда сынишке исполнилось четыре, январь, по всем правилам сибирской зимы морозный и вьюжный, преподнес молодым супругам подарок – на свет появилась девочка. Дочка! Галя, Галина, Галочка..!
Подрастала она незаметно. Тихая, большеглазая, улыбчивая. Светлые волнистые волосы. Никаких хлопот с ней не было. Никто из домашних не помнит, чтобы она плакала. Или вредничала, не слушалась. Всегда ко всем с лаской, с улыбкой. А когда еще через четыре года родилась Людочка, Галя стала умелой, терпеливой, любящей нянюшкой.
«Люда у нас была крупная, полненькая. К тому же, с характером. Чуть не по ее – сразу в рев. А Галя ее обнимет, приголубит – совсем как взрослая. Пошли мы как-то на озеро Песьяное. Люда на руки давай проситься – года два ей было, но она ростом чуть ли не со старшую сестру. Не хочет идти и все! Галя, сама кроха крохой, худенькая, как тростинка, слезы ей вытерла и подхватила на руки. Перегнулась, еле идет, но несет сестричку!..»
Когда Паша пошел в школу, его трехлетняя сестренка восприняла все очень серьезно. Он за уроки, она на стульчике рядышком. Сидит – не дышит. А когда он в пятом начал учить немецкий, загорелась желанием говорить по-немецки и первоклассница Галинка. «Ну, давай, говори, какие там новые слова сегодня задали?» Я ей говорю, она повторяет. Все на лету схватывала! И, знаете, к концу года ведь обошла меня по немецкому!..»
Бралась за все. В 10 лет (отец работал трактористом) захотела научиться управлять трактором. Все запомнила очень быстро – коробка передач, сцепление!.. Уверенно положила на рычаги маленькие ручки. Но выжать фрикционы силенок не хватало. Умоляюще посмотрела на брата – он помог. Примостился рядом. А Галя мягко и уверенно повела огромный ДТ-54. Глаза говорят: сама! «Потом отец сказал, что, мол, у Галки лучше получается, чем у тебя».
А дома Павел так же помогал ей растягивать мехи баяна, из-за которого ее и видно-то не было. Уж очень хотелось учиться музыке, мечтала о пианино. Но до музыкальной школы надо было ездить довольно далеко. Училась сама, с помощью преподавателя, конечно. Паша мехи тянет, а она пальчиками по пуговичкам. И не просто так, а, как и полагается, по нотам. И ведь научилась же, играла обеими руками.
Как и все в деревне, держали хозяйство. Брат с отцом ездили на болото косить камыш на корм. Двенадцатилетняя Галина не отставала. Конечно, отец мог бы и не брать ее, но он был строгим: надо помогать. А Галя, как бравый солдатик, всегда готова. Никогда не отлынивала. «На болоте комары, мошка – не продохнуть. Она за литовку: пытается сама косить. Говорю: иди, отдохни, пока тебя комары не съели! Она отойдет и уже тут, как тут снова. Камыш в охапку, да побольше…»
Я слушаю Павла. Словно листочки с дерева ложатся на сердце его слова. Так вот какая она была в детстве!.. Да только ли в детстве? Помню субботник во дворе редакции. Редактор наша в первых рядах. Надо было какое-то бревно убрать. Она за него, да еще за толстый конец. И всегда так. Результат получился печальный. Как-то перед Днем медика нас в редакции, как это нередко бывало, осталось совсем немного. Поскольку посылать в больницу за репортажем было некого, Галина поехала сама. А к обеду водитель привез ее одежду. Галину в экстренном порядке прооперировали: ущемилась грыжа. Хирург Александр Сергеевич Барлин только головой покачал:
– Ну и ну! Что же терпела-то до сих пор? И как ты ее такую вырастила? Ни разу ничего подобного не видел!..
…Я прижимаюсь щекой к телефонной трубке и слушаю Павла, который вспоминает и рассказывает, рассказывает и снова вспоминает. Говорит негромко и очень тепло.
Она рано научилась плавать. Брат, конечно же, научил. По-собачьи, как все мы начинали. Озеро Галина очень любила. Как-то обняла за шею:
– Паш, я не хочу по-собачьи, хочу по-настоящему, по-мальчишечьи!..
И он научил. Она обгоняла и некоторых мальчишек. Годы спустя учила плавать своих сыновей и плавала вместе с ними – кто быстрее.
А потом я кладу трубку. И остается будто за туманами далеко в прошлом, в босоногом деревенском детстве, маленькая девочка – тихая, улыбчивая, добрая. Готовая всем помочь, всех обогреть. Галя, Галочка. Галина. В переводе с греческого – тишина, спокойствие.
«Она у нас такая была – с самого детства Богом отмеченная. И еще: Галина умела слушать другого. И слышать».
Работалось с ней легко. За тринадцать лет я ни разу не слышала, чтобы наша редактор на кого-нибудь повысила голос или тем более кого-то обидела, оскорбила. Жили мы одной семьей – ведь с утра до вечера вместе, в одном котелке кипим. Хотя ведь у каждого своя жизнь, свои проблемы. Эти проблемы мы тоже несли редактору, зная, что она выслушает, примет сердцем чужую боль, подскажет, посоветует. И обязательно утешит. А, главное, все останется здесь, в кабинете. Чужие тайны Галина хранить умела.
И еще она умела радоваться за других. Прямо вся светилась. Я уже жила в Волчихе. Звонок.
– А у нас радость! Ксюшенька родилась!..
Я опешила. Внучка? Так вроде бы не намечалось. Спрашиваю:
– У Андрея что ли?
Смеется:
– У Люды Филимоновой!
Люда Филимонова – оператор в компьютерном.
Звонила, когда ураганом врывалась в чей-нибудь дом беда. У сотрудницы внезапно умер муж. У другой – сын…
Но вот обрушилась на наши головы пресловутая перестройка. Все, как в детской книжке про Федорино горе: завершилось, закружилось и помчалось колесом. Мы вдруг стали ничьи. Те, кто раньше произносили высокопарные и, как стало теперь понятно, очень неискренние речи по поводу того, что районная газета необходима людям, как воздух, вдруг начали быстрыми темпами устраивать свои собственные дела. Упор был на приватизацию. Мы тогда почувствовали, что если людям газета действительно нужна, то власти она нужна гораздо меньше. Однако без дотаций существовать было невозможно Помню, на сессии утверждался годовой бюджет. Нас профинансировали чуть больше чем наполовину от потребности. Я не знаю, как мы жили, не получая зарплату по два, а то и больше месяца. Подошла осень, октябрь кончается. А нам отдали половину средств от той самой утвержденной сессией половины! Редактор вместе с бухгалтером – им была одноклассница Галины, Валя Аминова – пошли в администрацию. С чем вернулись? Ни с чем. Валентина – добрая, сердечная, но очень импульсивная – бушевала на всю редакцию. Галина сидела за своим столом и молчала. Мы зашли в кабинет:
– Ну, что там вам сказали?
Редактора опередила влетевшая на всех парусах Валя:
– А ничего не сказали! Мы спрашиваем – что же нам теперь редакцию закрывать? А он отвечает: «Да хоть сейчас замок повесь! Денег в бюджете нет». И точка!..
Галина оказалась один на один с обстоятельствами. За ней был коллектив в полтора десятка человек.
И решили тогда открыть в редакции магазинчик. Чтобы иметь хоть какие-то живые деньги, а то ведь и машину заправить не на что было. Самым ходовым тогда было слово «взаимозачет». Помню, брала материал на одном предприятии, и его руководитель (Царство ему Небесное) усмехнулся:
– Что – и Галина Анатольевна решила озолотиться?
Это о нашем киоске. Я взорвалась. Ни редактор, ни бухгалтер, ни шофер – а это они, бывая в Барнауле в командировках, мотались по базам за товаром – не имели от этого ни одной копейки. Загрузив редакционную легковушку, сами ехали кое-как, с коробками на коленях.
Писать об этом предприятии я не стала.
Галина выходила из положения даже тогда, когда, казалось, выхода нет вовсе. О себе она думала в последнюю очередь, если и думала вообще. Когда она заболела, осиротела редакция. «Да она же нам как мать родная! Как же мы без нее?..» Я не могла без слез читать приписку «От редакции» под публикацией Раисы Петровны Голованевой «Слово о нашем редакторе»: «… все эти долгие пять месяцев нам не хватает нашего уважаемого редактора. Мы все нуждаемся в мудром совете и поддержке Галины Анатольевны. Каждый день с нетерпением ждем…»
Когда в те самые трудные годы началось укрупнение типографий, редакторы-районщики были только рады. Типографии при районках были камнем на шее, отнимали много времени и нервов, затраты такие. Должны были закрыть и нашу. То есть журналисты пишут, везем макет (по-моему в Поспелиху), а оттуда – готовый тираж. Галина изо всех сил билась за то, чтобы типографию оставили. Мне до сих пор стыдно за тот вопрос, который я задала тогда ей: разве плохо работать без типографии? Она посмотрела на меня очень пристально:
– Нам-то, конечно, хорошо. Только вот где будут работать Люба, Саша, Людмила и другие? Они ведь столько лет здесь. Они куда сейчас пойдут?
Галина своего добилась. Типографию оставили.
Коллектив у нас в «Сельчанке» хороший. И газета хорошая. Галина никогда не подчеркивала своей заслуги в этом, никогда ничем не гордилась. Если газета получала награду, она радовалась, а вместе с нею радовались и мы. Привозила Диплом или Грамоту, собирала нас в своем кабинете, поздравляла, благодарила. Выкраивала какие-нибудь премиальные. Если награждали ее лично, это не афишировалось. Был как-то такой курьез: о том, что редактор «Сельчанки» Галина Анатольевна Самойлова была отмечена в крае Дипломом, мы узнали из сообщения в «Алтайской правде». Скромной была наша Галина, очень скромной.
Когда я уехала из Новичихи, общались в основном по телефону, виделись редко. Если я ехала в Барнаул, Галя приходила увидеться на остановку. Однажды подъехали вместе с Сашей. Мы сфотографировались.
После школы она поступила в АГУ. По-моему, университет тогда только открылся.
– Она хорошая очень была, теплая такая, добрая!
Это ее одногруппница здесь, в Волчихе, Тамара Гичкина. А моя добрая знакомая – с пеленок ее знаю.
Галя обладала необыкновенной надежностью и притягательностью. К ней тянуло будто магнитом. В группе была комсоргом, в стройотряде – комиссаром. Парни на нее поглядывали. Да только на эти взгляды очень решительно наложил вето токаревский парень, Володя. Даже в стройотряд приезжал. И добился своего – Галя стала его женой. Стала самым близким другом и его земным ангелом-хранителем. Прожили они без малого сорок лет. Просторный, красивый, очень уютный и гостеприимный дом. Но это все не сразу. Когда поженились, снимали домишко – здесь, в Новичихе. Родился первенец Андрей. Володя уехал на сессию, он учился заочно. Дров в сени много-много наносил, а в дом воды побольше – сынишку купать, чтобы уж Галя сама об этом не беспокоилась. А тут метели день и ночь. Домик занесло под самую крышу. Соседи подумали, что Галина с малышом где-нибудь у родителей.
– У меня уже и вода кончается, и дрова на исходе, а выйти не могу!…
Все же кто-то заметил дым из трубы. Вызволили.
Она любила и умела рукодельничать, прекрасно вязала, замечательно готовила. Дома – сад, великолепный цветник, большой огород. Ранние помидоры и огурчики, множество заготовок – и себе, и чтобы было чем угостить, она это очень любила. В доме на окнах цветы, красивые, редкие. Когда родителям в Токарево стало трудно управляться с большим хозяйством, они с мужем перевезли все хозяйство – две коровы и еще кучу живности – к себе. Она, конечно, уставала. Но не подавала виду. Всегда красивая, ухоженная, с улыбкой. Это при ее проблемах со здоровьем. А они были. Да еще какие серьезные.
Как-то была в краевой больнице. Приехала. Зашла ко мне в кабинет.
– Знаешь, мне ведь инвалидность оформлять предлагают. Врожденная патология в первом позвонке…
Она взяла ручку и эту самую патологию нарисовала. Я ахнула.
– Так это же…
– Да-да! Мне так и сказали, что это несовместимо с жизнью.
Но она жила. И не просто жила. В ее большом и добром сердце хватало места для всех – и для своих близких, и для совершенно чужих людей. Она всех любила. Любила жизнь, землю свою. Любила снежную красивую зиму, затейницу осень, лес, поле, озеро. Ей оставалось совсем немного, но она, как и привыкла, пеклась о других. «Паша, ты что-то кашляешь, береги себя!» «Мальчики! Со мной все понятно, вы больше внимания папе – плохо ему!..» «Дал бы Бог пережить непогоду, чуть-чуть еще. Люди придут проводить, а холод-то какой, будут мерзнуть…»
Последний номер «Сельчанки» за подписью главного редактора вышел 27 февраля. Читатели получили его, как и обычно. И в этот же день узнали, что накануне ночью перестало биться ее сердце. Сердце, полное любви.
Двадцать лет назад в жизни Галины открылась новая страница. Она пришла к вере. К вере в Бога мы, рука об руку, пришли втроем – она, я и двоюродная сестра Галины, Ирина. Истина открылась неожиданно, стремительно. Теперь мы жили в каком-то другом измерении, общались в другом ключе. Уже позднее, когда Галины не стало, мы с Ирой поняли, какой важный урок преподала нам наша сестричка во Христе. В нашем общении не было места осуждению: Галина никогда не осуждала.
Когда на приход приехал его настоятель, отец Андрей, Галина стала первой и главной его помощницей. Обладая прекрасным голосом и музыкальным слухом, встала на клирос, когда начались службы. Теперь уже можно сказать о том (я узнала это от прихожан), что Самойловы жертвовали на решение храмовых проблем немалые суммы. Можно сказать и о том, что для каждого православного человека является его тайной при жизни. Это молитва. Мы эту тайну чуть-чуть приоткрывали, поскольку просили друг друга: помолись за того-то и того-то. Помянник с именами у Галины был очень объемный. В Новичихе служб было мало, и она с очередным тиражом «Возрождения» передавала записки с именами в наш храм. Много. О здравии и упокоении. И не только близких, но и совершенно чужих людей. Многие новичихинцы и не подозревают, что Галина за них молилась. Часто звонила, если у кого-то что-то случилось: «Молись. И в монастырь имена пошли». И передавала деньги.
После тяжелейшей операции она бывала в храме, пела на клиросе. Галина очень любила свой храм. И Господь устроил так, что она провела в храме ночь, побыла на воскресной литургии в день своих похорон.
Из храма и проводили ее в последний путь. После долгих метелей день стоял чудесный – теплый, ласковый. Первый день весны.
Я приехала к ней три дня спустя после ее 60-летия. За месяц до кончины. Как и тогда, двадцать пять лет назад на автостанции, она протянула мне навстречу руки. Только лежа в кровати. Улыбнулась:
– Проходи! Я так рада!..
А в глазах столько света, тепла и любви, что за ними и не разглядеть боли – невыносимой, которую она переносила с исполинским терпением. Мне приходилось бывать и у постели умирающих, но это было другое. В этом доме и не пахло смертью. Я такого не видела никогда.
До последних дней она мужественно боролась с недугом. Но воле Божией не противилась. «Значит, так угодно Богу! Значит, так надо!» И благодарила бога за все.
Потихоньку, превозмогая боль, вышла в столовую, где Саша кормил меня обедом. «Хочу с вами посидеть». Мы помолились вместе и проговорили до вечера. Прощаясь, взялись за руки. Галина смотрела на меня тепло-тепло, как всегда:
– Знаешь, я думаю двадцать пять лет назад Господь не зря послал нас друг другу.
И добавила:
– Если сподобит меня, недостойную, Господь, я ТАМ молиться буду. Буду молиться за всех!..
Мы дали друг другу кое-какие обещания, и я ушла на автобус.
Когда-то в юности я пела со сцены хорошую песню «Костер на снегу» Мудрая песня. Костер на снегу обогреет замерзшего, уставшего человека. Он будет светить в беспроглядной тьме и не даст сбиться с пути. Таким костром была в своей жизни Галя.
В Новичихе, возможно, и сейчас живет женщина, которая давно-давно сказала мне:
– Об умерших убиваться нельзя, им от этого плохо.
Она похоронила 16-летнего сына, и жизнь ее превратилась в бесконечную тоску и слезы о нем. И вот сон. Затопленное водой кладбище, по нему плывет гроб сына. И его голос: «Мама! Прекрати плакать, мне плохо!»
Галина не хотела. Она переживала о том, что ее кончина принесет боль близким. И сейчас переживает. Сиро, пусто, плохо без нее. Будем скорбеть, но прогнав тоску, чтобы не делать больно дорогому для многих из нас человеку. Будем молиться о ней, как это делала, она и стараться хоть немного быть на нее похожими.
Сейчас на земле цветы
И в мире тепло,
Но, если узнаешь ты,
Что мне тяжело,
Что я отступить могу,
Упасть могу –
Ты мне разведи
Костер на снегу!..
Людмила ЧУБАТЫХ.
с. Волчиха.