Мой Чернобыль: по следам памяти

По прибытии в Киев, я позвонил из уличного автомата в Военный Комиссариат Киева. Ответил дежурный военком. Я пояснил цель моего приезда, зачитал письмо из Архива Вооружённых сил, в котором значилось, что мой отец похоронен в деревне Паришев Чернобыльского района Киевской области.

– Мне хотелось бы узнать всё, что возможно, о судьбе моего отца,– закончил я свой рассказ.

   Ответ военкома был по-военному краток:

– Автобус на Чернобыль отходит завтра в десять ноль-ноль с Киевского автовокзала, Паришев недалеко от Чернобыля. Главе Паришева я сообщу сегодня о твоём прибытии.

  Неопределённость, мучившая меня всю дорогу до Киева, разом исчезла, в 10.00 на следующий день я занял место в автобусе Киев-Чернобыль через Иванькив. Соседом моим оказался инвалид плотного телосложения с тростью. По пути следования мы то и дело проезжали деревни с братскими могилами, я жадно вглядывался в них, как будто мог из окна автобуса прочитать имена погибших. Мой сосед сначала молча наблюдал за мной, потом не выдержал и спросил:

– Я вижу, ты не здешний, что тебя так интересуют эти могилы?

  Я пояснил ему, что мой отец воевал и погиб в этих краях, а сам я из Сибири, приехал искать могилу отца.

  Мой сосед уже с интересом глянул на меня и сказал протяжно:

– Да-а,.. война… война…

  Дальше последовал рассказ о том, как он в семнадцать лет был призван в ряды вооружённых сил:

– Мы прятались от немцев по логам, потом пришли наши, бои были упорные, длились больше месяца, но ни одна из сторон не могла взять верх. Народу побило уйму, воевать было некому. Когда наши заняли село, был объявлен приказ о мобилизации, собрали нас, семнадцати – восемнадцатилетних, с неделю обучали, вместо ружей дали палки. Потом случилось то, чего мы не ждали: нужно было остановить прорыв немцев. Нам раздали ружья и бросили на передовую. Много парней полегло, а сам я очнулся в госпитале без ноги.

- Да-а,… досталось и старым, и малым.

  В Чернобыле я задержался в Аллее Памяти. Меня поразило большое количество имён: … погиб в 1946 году, погиб в 1947 году. Война в этих краях продолжалась и после 1945 года, только шла она с бандами бандеровцев.

 Переправа через речку Припять работала, я оказался на другом берегу и пошёл в направлении, которое мне указал паромщик. Через пять километров встретил столб с названием села на украинском языке, а недалеко от него на телеграфном столбе я увидел гнездо аиста. У нас такого не встретишь, а сам аист стоял в гнезде на одной ноге и с любопытством разглядывал меня. Сколько бы потом я не вспоминал  Паришев, первое, что я всплывало, было гнездо аиста, как символ тех мест.

  Глава Паришева П. Е. Урупа тепло встретил меня и пригласил к себе ночевать. К вечеру в дом Петра Ефимовича стали собираться люди, они пришли посмотреть на меня и поговорить. Из их разговора я понял, что не так давно Паришев посетила жена Героя Советского Союза, чья могила стояла отдельно от братской. На этой могиле была фотография и памятная табличка. Кажется, он был лётчиком.   

  Все собравшиеся были подростками во время войны, у каждого с войной связана своя история. У самого Петра Ефимовича погиб брат, когда подростки нашли гранаты и поехали на лодке глушить рыбу. Парнишка выдернул чеку, но уронил гранату. Лодку и подростков разорвало взрывом… У другого рассказчика отец вернулся с войны, работал, а однажды вечером возвращался на подводе с покоса, конь зацепил ногой проволоку, натянутую через дорогу, взрыв был такой силы, что погибли и его отец, и конь.

 Слишком много мин, снарядов и гранат было на полях войны, много калек осталось после игры с ними.

 Спросил я у Урупы и про списки погибших, про акты перезахоронения, но у него ничего этого не было, только на сельчан, погибших во время оккупации и при освобождении села от немцев списки были. А почему таких списков нет, я понял лишь через много лет. Боевые потери личного состава являлись государственной тайной и сопровождались грифом “ секретно”. Лишь в последние годы эти документы стали доступны, да и то не каждому.

  Вот и по моему отцу выходил приказ Главного управления кадров № 01607

от 30 июня 1947 года под грифом “ секретно”, где под № 131 значится:  «Младший  лейтенант Дрофа Тимофей Маркович – командир огневого взвода 45 мм пушек 654 стрелкового полка убит 27.9.43г.»

  Младший брат моего отца Василий Маркович Дрофа пропал без вести. По нему Поспелихинский райвоенкомат 7 октября 1947 года  исх. № 0521 за подписью  капитана Симонова представил под грифом “секретно” именной список по форме М 3/ВП безвозвратных потерь, на которых ещё нет извещений. Призван 8 октября 1941 года Новичихинским райвоенкоматом.

 Ни номера части, ни места, где “ пропал без вести”, а гриф “ секретно” стоит.

 И что, родные должны его просто вычеркнуть из памяти?

 Оставалось одно – посетить места боёв на Старой Военной дороге от села Паришев до села Гдень.

  Утром меня ожидала грузовая машина и шофер из местных, которому в 1943 году было 14 лет. Он хорошо помнил эти военные годы. От него я узнал такие подробности, о которых не пишут в газетах. В его памяти сохранились все места боёв, где после боя лежало много убитых: и наших, и немцев. Население пряталось от обстрелов по логам, но подростки знали время, когда обстрелов не бывает, и в это время они бегали в деревню, чтобы запастись картошкой из погреба.

  Холм, где стояла артиллерия, давно зарос новым лесом, найти в таком лесу бывшую могилу невозможно, а надгробий не было.

  Я мысленно доложил отцу, что нашёл его, но где его могила, не знаю.

 Шофер деликатно не подходил ко мне, понимая моё состояние, пока я сам не сел в машину. Мы молча ехали по Старой Военной дороге в сторону деревни.  Нигде никаких признаков захоронения мы не увидели, а в самой деревне братская могила была безымянной. Постояв у братской могилы, мы поехали назад в Паришев. Дорогой шофер рассказал мне, что после войны на полях трактора при вспашке земли часто натыкались на убитых. Потом вышло особое распоряжение: все одиночные захоронения стали свозить в братские могилы. Имён павших не было.

  Братская могила в Паришеве состоит из двух частей, в первой части похоронены односельчане, всего 78 имён, а во второй – воины, павшие в бою. Имён здесь нет.

  Стоя около братской могилы, я изо всех сил сдерживался, чтобы не расплакаться, пока кто-то рядом не произнёс:

 – Не сдерживайся, парень!

 И я заплакал, не сдерживая себя. В этих слезах было всё: и сиротская доля, и голодное военное детство, и потерянная надежда на возвращение отца, и многое, многое другое, что словами не передашь, не расскажешь, что можно лишь почувствовать:

 – Война, что ж ты, подлая, сделала!

 Я набрал земли на братской могиле, бережно завернул её в платочек. Она долго хранилась и у меня, и у сестры, и у матери, а когда мать умерла, я собрал всю землю и высыпал на могилу матери.

  Прощаясь с П. Е. Урупой и сельчанами, я не мог знать, что этим людям предстоит пережить страшную катастрофу на Чернобыльской АЭС, что они покинут родные края навсегда. Их дальнейшая судьба мне не известна, но я навсегда сохраню в своём сердце благодарность к этим людям!