Про бабушку Настю, пуховую шаль и конфетку под подушкой

Снежным комом катится и катится декабрь, с каждым днем приближая нас к морозному праздничному январю. Вот уж и гирлянды в окнах и над входами магазинов, которых у нас в селе теперь не меньше, чем в городе. А уж подарков-то, подарков на полках – глаза разбегаются. Сладостей каких только нет. И надо же столько напридумывать!..
Вышла я из магазина, и всплыла в моей памяти давняя-давняя моя командировка.
Приближалась знаменательная, как тогда принято было говорить, дата – 35-летие освоения целины. И мне дали задание написать об одной колхознице – передовой доярке, которая была первоцелинницей. Тогда моя героиня – улыбчивая, с тяжелым узлом совершенно седых волос под беленьким платочком – показалась мне бабушкой. А вообще Анастасии Васильевна только что пошла на пенсию. Настойчиво, так, что отказаться было просто невозможно, усадила за стол. Достала из печки тыквенную кашу, налила в кружки чай, поставила конфеты. Сама за чаем ни одной конфетки не взяла.
– Не могу, – улыбнулась. – Диабет признали. А конфеты у меня завсегда есть. Кто приходит, люблю угощать.
На простеньком деревянном с резными подлокотниками диванчике лежало вязание.
– Вяжете?
– Вяжу помаленьку!..
– Я тоже.
И потекла у нас беседа. Легко так, как по маслу.
Родилась Анастасия Васильевна в Поволжье.
– Перед самой войной мама у нас померла. Молодая, красивая. Помню, коса у нее, как у Царевны из сказки. Под лед провалилась. Крупозная пневмония, не спасли. Папку в самом начале войны на фронт взяли, а осенью он погиб. Остались мы с братом и бабушкой. Она не старая была, в колхозе от зари и до зари работала, но и дома успевала в огороде хоть маленько вырастить. Мы с братишкой помогали. Хлебушка особо не видели, но бабушка то брюквы напарит, то насушит в печке морковки резаной и свеколки – набьем карманы и едим. Заместо конфет. Картошка была…
Может, так и дожили б ребятишки с бабушкой до победы. Да только подстерегла их беда лютая. От перекала старенькой печурки вспыхнул дом. Сгорел в одночасье. Бабушка на ферме была, а Настя с братом вместе с ребятишками на горке катались. Бабушка до дома добежала и упала замертво. Сердце у нее больное было. Схоронили.
А Настю с братишкой в город, в детдом. Ребятишки в деревне на горку в чем похуже ходили. Вот и они также. Настя в драненьком пальтишке, платок дырка на дырке. Не хорошее же стереть на горке. Так их в стареньком да рваненьком и увезли в город.
Сколько слез ребятишки выплакали, один Бог знает. В детском доме было и холодно, и голодно. Шла война. Все для фронта, все для победы. Не до них. Лучиком света для них, осиротевших и обездоленных, была любовь воспитателей. Сами, шатаясь от голода, они старались хоть как-нибудь раздобыть еду для детей. Завхоз на себе принес из пригородного колхоза мешок жмыха. Выменивали на свои вещи еще какие-то продукты. Заботились о сиротах, как о своих кровных.
– Одна воспитательница у нас была, очень всех любила-голубила. Молодая, красивая. Ботики свои на продукты поменяла, платья. И была у нее пуховая шаль – пушистая. Теплая. Снимет с себя и прикроет кого-нибудь. Тепло! Больно мне эта шаль понравилась. У меня-то на голове платок дырявый. Думаю, вот бы кто-нибудь, хороший, добрый, подарил мне такую шаль!..
Анастасия Васильевна вытерла набежавшую слезу. Помолчала.
И вот однажды шаль исчезла. Вместо нее на голове у любимой воспитательницы появился старый вытертый платок. Но она вся светилась радостью! Худенькая, с полукружьями под глазами, она вместе с завхозом принесла в мешке продукты и большой бидон молока.
– До этого нам воспитатели сами «молоко» делали: забелят водичку мукой – вот и «молоко». А тут настоящее! По два-три глотка разделили на всех.
Чтобы немного отвлечь свою героиню от горестных воспоминаний, я попросила ее рассказать о фотографиях в большой рамке на стене. Такие рамки раньше едва ли не в каждом доме были. Она рассказала. Брат умер молодым. Пять лет назад мужа схоронила – вот они вдвоем, когда поженились. Дети выросли, в городе живут. С внуками к ней в отпуск постоянно приезжают
Она взяла в руки вязание. Серая, пушистая, с красивой ажурной каймой шаль была почти готова.
– Я козочек себе завела. Сыновья сенца накосят, я их почешу, а зимой вяжу вот!.. И снох, и дочек одарила. Внучки не хотят – не модно. Сейчас все больше шапочки. А я все равно вяжу. Когда продам, когда подарю. Пусть люди греются!
Настоящее молочко они пригубили в самый канун Нового года. А в мешке, что на шаль выменяли, оказывается, были для ребятишек подарки. Откуда-то появилась у них в детдоме елка. Воспитатели, чем могли, украсили ее и устроили детям праздник. Завхоз превратился в Деда Мороза, а Снегурочкой стала та самая воспитательница, которая отдала за этот праздник свою пуховую шаль. Она улыбалась, водила хоровод и вдруг, качнувшись, медленно присела и упала на пол. У нее был голодный обморок.
– Ее напоили чаем, и она снова стала нашей Снегурочкой! Представляешь? Это что же за люди такие были?
А потом дети получили подарки. В свернутых конусом бумажных кулечках лежали две вареные в мундире картошки, три сухарика и одна конфетка – карамелька в обертке. Ребятишки смеялись от радости и даже пытались прыгать. Но с этим не получилось – они были слишком слабы. Хотелось съесть сразу все, что было в кулечках. Но они сдержали себя. Одну картошку сегодня, завтра сухарик, потом вторую картошку и по сухарику в день. Настя очень долго не ела свою конфетку. Боялась. Вот съест и потом конфетки не будет. На ночь она клала конфетку под подушку, а утром доставала ее – нюхала, закрыв глаза. И снова прятала. Решила съесть в свой день рождения, но не получилось. Однажды ночью в их комнате заплакала девочка. Она плакала громко и безутешно: увидела во сне свою маму. И тогда Настя положила в ее ладошку заветную конфетку.
Анастасия Васильевна улыбнулась. У нее был просто удивительный характер. Из своего горького детства она не делала трагедии. Она находила в нем светлые крупицы человеческой доброты, любви и бескорыстия, то, что она сумела впитать в себя и что теперь отдает другим. Я уже и забыла, что должна была написать о ней, как о целиннице, все слушала и слушала.
– Знаешь, а ведь шаль-то в подарок я все-таки получила, сбылась моя мечта. Услышали мы с подружкой про целину и поехали на Сибирь посмотреть да себя показать. Мне только-только двадцать тогда исполнилось. Здесь замуж вышла. Повезло мне. Хороший мой Коля был, очень хороший. Домик нам дали этот. И вот Новый год – первый наш праздник. Он шофером был, отправили его в город кое-что отвезти. Приехал домой, зашел. «Закрой глаза», – говорит. И на плечи мне шаль накинул. Долго я ее носила, лет двадцать, а то и больше. И все нашу воспитательницу вспоминала.
Проводила меня Анастасия Васильевна до калитки. Пока я у нее была, «выросла» у ворот маленькая пушистая сосенка.
– Это племянник мне новогодний подарок сделал, – улыбнулась хозяйка. – Сюрпризник! Надо игрушки из чулана заносить!..
Уехала я из села. А декабрь все катился и катился дальше – все ближе к празднику. Сугробы наметал новые, сосенки в бору в белоснежные шубки рядил, морозцем радовал.
В самый канун праздника, когда уже допечатывался последний в том году номер районки, зашел в мой кабинет молодой человек, улыбнулся, с наступающим поздравил. И положил на мой стол сверточек: «Вам велели передать». Развернула я его и ахнула – на моих руках лежала пушистая серая шаль с ажурной каймой. И кулечек с шоколадными конфетами.
Людмила ЧУБАТЫХ.
с. Волчиха.