Директриса

Петр Терентьевич дремал в сиденье своего председательского «ГАЗика». Дорога шла полями. Из открытого окошка тянуло вечерней свежестью. Только что прошел дождь, умывший кустики полевых цветов вдоль дороги. Солнце село. Над колками сгущались темно-синие июльские сумерки. Кое-где на небе уже появились звезды.

Председатель возвращался домой после очередного объезда колхозных владений. Оснований для расстройства не было. Урожай зерновых обещал быть хорошим. Кукуруза тоже не подвела. Вон там, слева, начинается и уходит к горизонту подсолнечниковое поле – шляпки будто кланяются хозяевам-хлеборобам. Хорошо обстоят дела и на известной во всем районе колхозной птицеферме, прибыль будет весомая.

Въехали в село, которое жило своей обычной деревенской жизнью. Во дворах высились стога отменного сена. А вот клуб – игрушка да и только! Просторный, светлый. Нынче его по последней моде в «шубу» одели, как дворец культуры в райцентре. А что – пусть знают, что в Сосновке не хуже, не сермягой, чай, шиты! Из района приезжали, ахали, а Петру Терентьевичу это бальзам на душу.

За поворотом к дому он заметил, что в школе светятся окна, хотя было уже около двенадцати.

– И кому это не спится? – кивнул на окна Петр Терентьевич, обращаясь к водителю.

– Да, наверное, директриса что-нибудь выдумывает, – улыбнулся Андрей. – Обошла родителей первоклашек, попросила помочь сделать школьную калитку с аркой.

– Зачем?..

– Говорит, украсим арку цветами, вдоль дорожки орнамент из цветов выложим. Пусть дети чувствуют, что они вступают в необыкновенный мир. Ну, чтобы красиво было и радостно!

У Андрея сын шел в первый класс. И он вместе с другими папами два редких в эту пору выходных провел в школьной мастерской. Красивая резная калитка с аркой была уже почти готова.

– Выдумывает  ерунду, – буркнул председатель. – А зачем? Калитка она калитка и есть.

Петр Терентьевич родился и вырос в Сосновке. Ушел на фронт, вернулся с тремя ранениями. И вот уже двадцать лет председательствует в родной деревне. Руководитель он толковый, больше того – талантливый. В хозяйстве лады, в районе ценят и уважают. Но характером крут. И очень своенравен. Надо, чтобы все, как он решил. Сказал – и точка. С председателем сельсовета жили душа в душу, потому как и в совете председательствовал по сути Петр Терентьевич. Завклубом много лет работала племянница, здесь тоже проблем не было. А вот с директором школы проблемы с некоторых пор появились.

Сразу после войны заступил на эту должность учитель географии, свой сельский фронтовик. Самый близкий друг Петра Терентьевича с самого детства, Егор. Споры у них случались, но дружбы они порушить не могли. Школьный директор не раз призывал друга быть помягче, власть свою не демонстрировать, людей уважать.

– Да кто тебе сказал, что я свой сосновский народ не уважаю?! – вспыхивал Петр Терентьевич.

– А ты знаешь, как тебя за спиной зовут, какая у тебя кличка?

– Знаю. Так ведь это ж по фамилии!..

– По фамилии, говоришь? А ты, Петро, подумай, и хорошенько подумай. Характер свой шлифуй понемножку. Тяжело с тобой.

А звали Петра Терентьевича за спиной – Злой. «Злой был», «Злой велел», «Злой приезжал». Фамилия у него была Злобин. Потому он на кличку особенно болезненно не реагировал.

Егор умер шесть лет назад. Внезапно, от инфаркта. В школе. Злобин переживал сильно. Дома заплакал. Егора ему не мог заменить никто.

После него директором был молодой физик – единственный мужчина в школьном коллективе. Злобину казалось, что он все делает не так. На тактичные замечания заврайоно, что, мол, председателю колхоза не следует вмешиваться в школьные дела столь активно, Петр Терентьевич не реагировал. Через год прислали директора из другого района. Конфликты начались почти сразу. Новый директор отказался отправлять школьников на колхозные поля ежедневно и в течение почти всего сентября. Учебный процесс срывался. Как и все деревенские дети, ребятишки много работали еще и дома. В районо директора поддержали. Злобин оказался в проигрыше. А после учебного года директор попросил о переводе.

За шесть лет в школе сменилось четыре директора. В этом году приехал пятый. Вернее, приехала.

– Нам еще только женского полу не хватало! – привычно заворчал Петр Терентьевич на совещании в райисполкоме, когда объявили о новом назначении.

– Вот и мы подумали, что не хватало, – улыбнулся заведующий районо, человек добродушный, хотя и строгий. Он привез нового директора в село, представил обоим председателям. Ирина Петровна приехала одна. Сказали, овдовела. Поселилась в двухквартирном домике недалеко от школы.

Уже осень в школьном саду сделали перепланировку. Ирина Петровна была биологом. Заказала какие-то новые сорта деревьев, кустарников. Старые частично раскорчевали. На их месте со временем намеревались построить небольшую тепличку. В Сибири это тогда было редкостью. Ирина Петровна приехала из Подмосковья.

– Петр Терентьевич, сможете помочь? Не сразу, конечно… Это будет большая радость для ребятишек и очень нужное дело!..

– Нужное или не нужное – не тебе решать, сударыня, – сурово прервал Ирину Петровну Злобин. – На правлении вопрос поставим, а там видно будет. И запомни на всякий случай: я не только делаю, но я и решаю, что делать.

Ирина Петровна спокойно выслушала длинную реплику председателя, хотя сердце гулко стучало в висках. Улыбнулась, задержав взгляд на его орденской колодке.

– Конечно, конечно, я подожду. Но мы на педсовете уже говорили об этом. Молодые учителя готовы поработать, помочь.

– Я сказал, посмотрим, – стукнул ручкой в стол Петр Терентьевич.

Злобина задело спокойствие этой совсем еще молодой женщины. Он злился и ничего не мог с собой поделать. Почему-то казалось, что она много берет на себя, хочет его обойти. Он на мгновение встретился с Ириной Петровной взглядом. Кого-то напомнили ему эти глаза. Кого-то там, далеко, в детстве. А может, и нет…

Директор ушла. В кабинете стало пусто и тихо. Петр Терентьевич подумал о том, что через год с небольшим ему на пенсию. Как он будет отвыкать от своей председательской суеты?

Звонок прозвучал резко. Ирина Петровна сняла трубку. Звонили из колхозной конторы. Передали, что вызывает председатель. Так и сказали – вызывает.

– Хорошо, после уроков зайду.

– Сказали, чтобы сейчас.

Ирина не стала становиться в позу. Улыбнулась, вспомнив свою замечательную бабушку, которая с самого детства внушала своим многочисленным внукам: «Терпите, деточки, и смиряйтесь. Бунтовать, перечить – себе хуже и Богу не угодно. А от вашего терпения и другой ему научится».

Злобин попытался приветливо улыбнуться, пригласил сесть.

–Дело, Ирина Петровна, простецкого свойства, – без обиняков начал он. – Поговорите с Татьяной Назаровной, чтобы она оставила моего внука в покое.

Ирина слушала, не перебивая.

– У него нет литературных способностей, Пушкина из него не выйдет, а тройка в аттестате нам не нужна. Так что – вот так!..

Злобин привычно пристукнул ручкой по столу.

– Я думаю, Петр Терентьевич, это вам надо серьезно поговорить с вашим внуком. Татьяна Назаровна прекрасный учитель и очень мудрый педагог. Двойку Олегу поставила вовсе не за отсутствие литературных способностей, а за то, что на третий раз не выучил отрывка из поэмы. Кстати, на следующий ее урок он демонстративно пришел, простите, в комнатных тапках – в знак протеста. И когда ему выговорили его же одноклассники, он оскорбил и их, и учительницу. А в ответ на слова старосты класса, что ему придется за это отвечать, сказал: «Не придется, дед заступится!»

Злобин покраснел до корней волос. В нем смешалось все – и возмущение до селе неслыханной в его адрес прямолинейностью, и смятение от услышанного о своем внуке. Однако привычка оставлять последнее слово за собой была сильна. Она сработала

– С Олегом я поговорю, но и вы примите меры!..

Дома Ирина расплакалась. Она приехала сюда, попросилась подальше – в Сибирь, чтобы забыться, прийти в себя после нелепой гибели мужа и десятилетнего сына. Приехала с самыми добрыми устремлениями. Но  у нее ничего не получалось. Отчаяние подступало все чаще и чаще.

Засыпая, она подумала о маме, о бабушке. «Терпите, деточки!.. От вашего терпения и другой научится».

«Я потерплю, бабушка, обязательно потерплю, моя родная!..»

Близился новый 1965-й год.

В кабинете шла планерка.

Злобин выслушивал специалистов, бригадиров, делал пометки в блокноте, отвечал на звонки. Заканчивался сев. Вступало в свои права лето. Что же он еще хотел сказать? Ах, да!

– Позвоните в школу, пусть зайдет Ирина Петровна. Про теплицу решить надо.

На мгновенье все затихли, потом кто-то сказал:

– Уехала Ирина Петровна. Только что утренним автобусом на станцию.

– То есть… как уехала?!

– Обыкновенно – в отпуск, с последующим увольнением.

Злобин взглянул на часы. До поезда оставалось около часа.

Через пять минут он за рулем своего председательского «ГАЗика» выехал за село. Когда выбежал на перрон, поезд уже стоял. Ирину Петровну он нашел почти сразу, у вагона. Чемодан у ног и сумка через плечо.

– Ирина Петровна!

Она оглянулась. Всего мгновение они смотрели друг другу в глаза, и вдруг Злобин все вспомнил. Госпиталь. Девочка сидит на его кровати и читает «Приключения Буратино». Худенькая, с темными  глазами и косичками, она, уходя из палаты, смотрела на него глазами Пьеро из сказки – добрыми и печальными. У Ирины Петровны был точно такой же взгляд, только глаза не темные, а голубые. Тогда в кабинете она смотрела на него также тепло и печально. Вот и сейчас.

– Зачем Вы здесь, Петр Терентьевич?

– Ирина Петровна… Дочка… Что с Вами?

– Ничего…

– Не уезжайте, Ирина Петровна!

Он решительно поднял с земли чемодан.

– Но… у меня билет!

– Я знаю, у вас дома печка дымит. Починим! Новую сделаем! Теплицу в школе построим и саженцы выпишем, какие захотите!

Она улыбнулась:

– Здорово, замечательно!

– Ну вот, а Вы увольняться надумали. Выбросьте свой билет и быстро ко мне в машину!…

Ирина улыбнулась снова:

– Не увольняюсь я, Петр Терентьевич. И не думала увольняться. В отпуск я – к маме, бабушке.

Слеза скатилась по щеке Злобина.

– Ух, хорошо-то как!

Он смахнул непрошенную слезу кулаком, засмеялся. Нужно было проходить в вагон. Петр Терентьевич занес чемодан, присел в купе. В душе была легкость, которой он не чувствовал очень давно. Ирина Петровна проводила его до выхода. Осторожно провела пальцами по орденской колодке.

– Я давно хотела сказать вам, Петр Терентьевич. Вы очень похожи на моего папу. Очень… И имя такое же. Мне десять лет было, когда он на Орловско-Курской дуге погиб…

Неожиданно пошел сильный дождь, а поезд все еще стоял. Стоял и Злобин, не отрывая глаз от окна, за которым махала ему рукой Ирина Петровна. К машине он шел не спеша. Снял пиджак и нес его в руке, подставляя лицо под теплые ласковые струйки. Ему было приятно вымокнуть до нитки. Так бывает в детстве.

Не доезжая до Сосновки, он свернул к лесу, туда, где было кладбище. Давно не навещал близких, захотелось побыть с ними. И еще надо было сказать Егору, что теперь у него в школе замечательный директор и что он ее никуда из Сосновки не отпустит.

Людмила ЧУБАТЫХ.

с. Волчиха.