Черемуха в красном цвету

За окном нехотя просыпалось хмурое декабрьское утро. Луна, отработав свою смену, как и полагается добросовестной труженице, отправилась отдыхать. Медленно светало. Уже можно было различить нары. Старые обшарпанные тумбочки в проходах. Кто-то во сне выругался, кто-то громко вздохнул. У каждого, кого привела сюда судьба, своя жизненная история. Вот и у него, Семена Кольчугина, тоже своя.

Вдруг вспомнился погожий зимний день. Яркое солнце. Дело к концу четверти в последнем – одиннадцатом – классе. Ожидание новогоднего праздника. А у него день рождения – восемнадцать лет. Мама с бабушкой испекли очень большой пирог. В доме собрался едва ли не весь их класс. Пили чай, играли в шахматы. О чем-то спорили, пели любимые песни. Они выпускали в классе газету «Глобус» и песню с таким же названием выбрали своей.

Семен закрыл глаза. Это было десять лет назад. Сегодня ему исполняется двадцать восемь. Сжал ладонями голову, словно хотел вытеснить из сознания тот яркий морозный день. Но на смену уже спешили новые воспоминания. И снова день его рождения…

До увольнения из армии оставалось по сути немного – меньше полугода. Накануне Семен был в наряде. А потом, получив увольнение, побродил по городу, сходил в кино, заглянул в кафе. Вернувшись в часть, у входа в казарму столкнулся с сослуживцем. Тот хлопнул его плечу:

– С днем рождения что ли?

Семен кивнул.

– Ну, держи пять! Поздравляю!

Александр наклонился к самому уху:

– День рождения отмечать полагается. В прошлом году улизнул, а нынче как?

В прошлом году Семен действительно в этот день наотрез отказался втихаря выпить на четверых. Он не пил вообще, так же как отец и два старших брата. В семье это было не принято. А у Александра и двух его приятелей за полтора года службы были крупные неприятности из-за выпивки. Начальство разбиралось, где и как друзья доставали водку, виновных строго наказывали. Но страсть к рюмке нет-нет, да и приводила друзей на губу.

Семен дал понять, что разговор окончен, но сослуживец, заслужив вход в казарму, бросил ему в лицо что-то унизительное, назвал маменькиным сынком. Чуть помедлив, Семен достал из кармана деньги и протянул Александру.

Семен зажмурился и повернулся лицом к стене. За ночь ему совсем не удалось уснуть. Так было всегда накануне дня рождения, пока он в зоне. Жуткий подарок преподносила ему память, безжалостно возвращая в тот вечер, когда он впервые выпил стакан водки. Полный. На этом настоял Александр. «Ты же мужик, настоящий мужик!» Что было потом, он не помнил совершенно. Как в его руках оказался автомат, как он выпустил очередь в своего сослуживца. В памяти всплыло лицо матери – заплаканное, осунувшееся от горя. Его отправили на психиатрическую экспертизу. Шли дни, а Семен все не мог оправиться от шока, который сменился депрессией. На вопросы следователя отвечал односложно – не было сил говорить, слова застревали в горле. Когда услышал, что ему грозит вышка, почувствовал облегчение.

Узнал, что мать поехала к матери того парня, упала в ноги: «Твоего сына убил пьяный безумец. Моего расстреляет трезвый палач». Случилось то, что случается нечасто – одна мать услышала и поняла другую. Они вдвоем поехали по инстанциям. Высшую меру заменили сроком в двенадцать лет. Семену в сущности было все равно. В сердце когтями вцепилась боль и уверенно взяла в плен, поселившись в нем на долгие годы. Семен свыкся с нею. Но даже эта нестерпимая боль не вытеснила из груди чувства вины. Вины перед погибшим парнем и его матерью.

А кроме этого в самом укромном уголке Семенова сердца жило нечто чистое и светлое – его первая, по-мальчишески отчаянная любовь. Лена. Светловолосая, голубоглазая и улыбчивая девочка из параллельного класса. Тоненькая, немногословная. Встречались они у большой черемухи сразу за околицей. Она Семена в армию проводила. Тогда они всю ночь просидели под черемухой, наговориться не могли.

– Ждать будешь?

– Конечно, Сем!..

– Не устанешь? Меня ведь долго не будет.

Лена погладила его по руке, провела по волосам.

– Я тебя, Сем, хоть тысячу лет ждать буду.

В этом самом укромном уголке сердца боль была совсем нестерпимой. Из зоны он сразу же написал Лене. Все в нем противилось этому письму, пальцы не слушались, слезы застилали глаза. Но он заставил себя вывести несколько слов: «Ты меня забудь. Я умер, понимаешь? Не жди. Меня нет и никогда не будет». Лена вскоре ответила. Он разорвал конверт, не читая. Пришло еще одно письмо. Семен подержал его возле груди напротив сердца. И разорвал.

Когда мать на свидании попыталась ему что-то сказать о Лене, он приложил палец к губам и умоляюще посмотрел матери в глаза.

– Давай никогда не будем говорить о ней. Никогда, мам. Пожалуйста…

Прошел год. Потянулся другой. В зоне каждый день раз в сто длиннее, чем на воле. Из дома писали часто. И вдруг пришло письмо с незнакомым обратным адресом. Это было письмо от матери того парня. Семен испугался, до вечера не открывал конверт. Но письмо оказалось по-матерински теплым. «Больно мне, что сыночка моего нет со мной. Но зла на тебя не держу, Семен. Я за тебя молюсь. Сейчас в тюрьмах церкви открывать стали, если у вас есть, ты ходи. А когда выйдешь, то за двоих живи. Хорошо живи, достойно».

Семен на письмо ответил. Церкви у них в зоне пока не было, но священник навещал осужденных постоянно. Семен его приезды встречал настороженно, на проповеди и беседы не ходил, хотя многие у батюшки исповедовались. Вот так и жил один на один со своей болью. Как по острию ножа ходил. Звал его один сокамерник к батюшке, но Семен отказывался наотрез.

А в этот раз пошел. Батюшка говорил понятно и по-отечески тепло. Также тепло посмотрел на примостившегося в уголке новичка. А потом была его первая исповедь, на которой Семен плакал навзрыд. Это было тогда, когда за спиной осталась половина срока.

От исповеди до исповеди жил теперь Семен Кольчугин. Истина открылась исстрадавшемуся сердцу. Кто знает, может молитвами чужой матери. Жить стало легче. Только та боль, которая касалась Лены, не утихала.

Когда он, отбыв две трети положенного срока, попал в число освобождавшихся условно-досрочно, растерялся. Списался с тем самым своим сокамерником, который звал его к священнику, и уже давно освободился. Парень жил в городе, работал. Семен решил не сообщать домой о своем освобождении. Вот поедет в город, поработает месяц-другой, а потом вернется домой. Из города все же не из заключения. Правда, ехать придется мимо своего села, мимо той самой черемухи. Пару лет назад там пролегла автотрасса. Ну это ничего, он перетерпит как-нибудь. Зажмурится покрепче. Автобус идет быстро, вечером, в сумерках. Ничего, ничего…

…Семен посмотрел на часы. Барак просыпался. Сумрачное утро уже вступило в свои права. И вдруг в голову пришла дерзкая мысль. Откуда-то пахнуло теплом. А вдруг? А что если Лена ждала его? Восемь лет это много, но все же не тысяча. Но Семен тут же отогнал от себя сверкнувшую лучиком надежду. Нет-нет. Лена, конечно, не стала ломать свою жизнь.

А вечером все-таки написал Лене письмо. Вернее, записочку. Попросил не отвечать, просто выполнить его просьбу. Сообщил, что вечером тридцать первого декабря будет ехать в Н-ск. Мимо своего села, мимо черемухи. «Если не ждала, я на тебя ничего не держу. Поеду в город, а там видно будет. А если ждешь, привяжи на нашей черемухе какую-нибудь метку, ну хоть красный бантик. Если я его увижу, то сойду…»

Опустил письмо. До дня освобождения оставалось три недели.

Сутки ехал поездом. На автовокзале купил билет до Н-ска. Сердце дрогнуло. Уже сегодня вечером он мог бы быть дома. Но Семен нашел в себе силы успокоиться. Пусть все будет так, как решил. Он почти не сомневался, что ему придется ехать до города, и старался привыкнуть к этой мысли. В городе его встретят. Обещали и с работой помочь.

На месте тряской проселочной дороги лег асфальт. Автобус шел быстро. Все меньше и меньше километров оставалось до родного села.

– Домой едешь, сынок?

Это пожилой мужчина рядом. Семен кивнул. Душу охватило волнение. Знакомый перелесок. Он крепко зажмурился. «Господи, помоги! Господи дай мне силы!»

– Смотрите, что это? Дерево что ли цветет?! – вскрикнул кто-то из сидевших впереди пассажиров. Шофер от неожиданности притормозил. Семен не стал смотреть в окно, поняв, что пассажиры приняли за цветок красный бантик на их с Леной черемухе. Поднялся с сиденья:

– Останови, брат, я выхожу.

– Так у тебя же билет до Н-ска!..

Но Семен уже шагнул из автобуса в пушистый снег на обочине. Повернувшись, он увидел в лучах автобусных фар ту самую, родную до боли, черемуху. Нет, не бантик смутил и изумил пассажиров. Все дерево от самой земли и до веток, которые только можно было достать руками, было в красных бантиках..!

За спиной чуть слышно скрипнул снег. Семен обернулся. Рядом стояла заплаканная и улыбающаяся Лена.

Людмила ЧУБАТЫХ. с. Волчиха.