Просто Мария

Автобус неожиданно фыркнул и остановился. Подняв капот, водитель вздохнул и объявил вынужденную остановку.

Пассажиров было немного. Молчали. Одна их двух пожилых женщин достала из сумки вязание, кто-то уткнулся в газеты. Мужчины вышли на улицу – пошли помогать водителю.

Прошло полчаса, минул час. В автобусе заметно похолодало. Двигатель не работал, к тому же дверь была открыта: водитель то и дело поднимался в автобус за каким-нибудь инструментом. Поеживаясь, пассажиры стали выходить, чтобы согреться хотя бы ходьбой.

По одну сторону от трассы раскинулись поля, разделенные защитками, по другую стоял, нахмурившись, густой сосновый бор. Заканчивался ноябрь. Из нависшей низко над землей тучи сыпал снежок. Было пасмурно и неуютно.

– А не погреться ли нам чайком? – приветливо улыбнулась женщина, которая в автобусе коротала время вязанием. – У меня термос с собой. Небольшой, правда, но по два-три глотка всем хватит!..

Охотно забрались в автобус. Водитель закрыл дверь, хотя теплее от этого не стало.

– У меня печенье есть, хлеб, конфеты!

– А у меня сало соленое в рассоле. Очень вкусное! Дочке в общежитие везу.

Моя соседка – мы сидели на одном сидении – достала сало, умело нарезала его на равные кусочки.

– Вас как зовут? – спросила я женщину.

– Мария!..

– А по отчеству?

– Просто Мария..!

Она улыбнулась. На Марии было добротное, но уже довольно поношенное, без единого пятнышка пальто с норочкой горохового цвета и такая же шапка. Усталое лицо, немного грустный взгляд темных глаз. Я попыталась угадать ее профессию. Может быть учительница?

– Нет, я закройщица в городском комбинате бытового обслуживания.

Она снова улыбнулась. Разговорились. Ехала в город к дочери-студентке. Младшая еще при ней, нынче заканчивает школу. Овдовела, когда девочки маленькие были. В нашем небольшом городке родилась и выросла. Оказалось, что мы с Марией окончили одну и ту же школу, только в разное время.

Автобус тронулся с места, когда начало вечереть, и все порядком замерзли. А в областной центр приехали уже по темноте.

Расстались, а в душе долго еще теплился след, оставленный не совсем удачным путешествием. Теплый, несмотря на хмурый, холодный ноябрьский день.

Перестройка уверенно шагала по стране. И было все заметнее, что народ меньше и меньше разделял оптимизм ее улыбающегося с телеэкранов лидера.

Полки в магазинах вмиг опустели. Кое-где они вдруг оказались заполненными странным, мало кому нужным товаром. Помню выстроенные четкими рядами граненые стаканы, керосиновые лампы и фонари «летучая мышь», эмалированные детские горшки и прочее. Чтобы приобрести ватный матрац или одеяло, эмалированную кастрюлю или пару фарфоровых чайных чашек, теперь требовалось обратиться с письменным заявлением с приложенной к нему справкой с места работы, в горсовет, где специальная комиссия эти заявления рассматривала. Эта же комиссия распределяла по организациям и предприятиям города кое-какие товары (люди покупали все, не глядя, боясь, что завтра уже нельзя будет приобрести и этого), которые в коллективах разыгрывались по принципу лотереи. Кому полотенце, кому отрез вельвета или байки, кому простыню.

Проезжая как-то мимо здания комбината бытового обслуживания, я увидела, что с него снимают вывеску. Комбинат закрыли. Помещение частями брали в аренду новоиспеченные предприниматели. Начали открываться магазины. Частные. От этого слова непривычно веяло западным холодком.

Невольно вспомнилась Мария. Где и как она устроилась? Будет ли теперь спрос на ее золотые руки? А некоторое время спустя, я увидела ее. Зашла в недавно открывшийся магазин. В углу у окна за швейной машинкой сидела Мария. Узнала, обрадовалась.

– Я теперь здесь уголок снимаю. Крою, шью. И на заказ, и… вот!

Она показала рукой  на аккуратно развешанные вдоль стены швейные изделия. Оригинальный брючный костюм, нарядное платье, строгая деловая юбка, джинсы, изумительной красоты детское платьице с аппликацией и рюшечками. Я невольно залюбовалась. Работа была исполнена великолепно. Сомнений, что все это пользуется спросом, не оставалось.

– Берут! Людям нравится. Если что – приходите, заказывайте, сошью с удовольствием!…

А я уже облюбовала симпатичный ситцевый халатик, доставив маленькую радость и себе, и Марии. Спросила ее о дочках, и мы расстались.

Дел у журналиста городской газеты мало не бывает. И нередко они проявляют некоторое коварство, забирая все время без остатка. Прошло лето, кончился отпуск. Как-то незаметно пролетела осень, вдруг решительно и смело вытесненная зимой. Снегопады начались с самого начала ноября. Город стоял пушистый и белый. Пахло Новым годом, хотя до праздника было больше полутора месяцев.

В Рождественский пост по воскресеньям в храме собиралось много людей. Я привычно стояла недалеко от подсвечника. Служба шла к концу, когда я боковым зрением увидела рядом женщину со свечами. Свечи было три, она зажгла и поставила их все по очереди. Помолилась, наспех перекрестившись рукой с красивым дорогим перстнем на пальце. Рукава норковой шубки обрамлял пушистый мех. Я узнала Марию. Она узнала меня тоже.

После службы встретились в притворе. Она охотно рассказала о себе. Теперь снимает не уголок, а арендует все просторное помещение магазина. Две швеи, три продавца, товаровед.

– И свое продаю, и завожу товар. Крою пока сама, но ищу закройщицу!.. На другом конце города еще один магазин хочу открыть. Присмотрела помещение.

Улыбнулась, легко вздохнула, переведя взгляд на иконостас в храме, который был виден из притвора.

– Бог меня любит, помогает мне! Я ведь столько в жизни вытерпела, а теперь все хорошо.

– У вас все прямо как в сериале «Просто Мария», – заметила я, – она ведь тоже за швейной машинкой начинала.

– Вы подали замечательную идею, благодарю!

Мария сняла с головы ажурный шарф, поправила красиво уложенные волосы, надела модную дорогую шапку.

– Я все думала, как мне магазины назвать. А теперь знаю: «Просто Мария»!

Мы вместе спустились с крыльца, а за калиткой разошлись в разные стороны. На прощанье Мария приветливо помахала рукой в красивой кожаной перчатке и уверенно застучала по тротуару окованными ажуром из желтого металла каблучками высоких блестящих сапог.

Время шло. Что-то менялось к лучшему, а что-то наоборот. Марию я больше в храме не видела, но читала о ней в нашей городской газете. В числе лучших предпринимателей города она участвовала в областном совещании. Выступала, делилась опытом. Открыла два или три магазина на периферии. Нашла возможность привести в изумление своих коллег по бизнесу: пригласила одного из лучших столичных кутюрье, который в течение нескольких дней консультировал в ее магазинах городских модниц к великому их удовольствию. Провел даже маленькую демонстрацию привезенных с собою моделей, которые тут же были охотно раскуплены.

Но, видимо, так было суждено, что пересеклись-таки еще раз наши пути. В городской администрации. Красивая деловая женщина. В одежде, неброской (по возрасту) косметике, изящных украшениях (все как нельзя к месту) – безупречный вкус. Кожаная папочка в руках с маникюром в стиле гжель. Конечно, узнала. Поделилась радостной новостью: купила деревянный брусовый сруб, строит дом. Квартиру на этаже продала. «А почему сруб, а не готовый дом? Их сейчас столько в продаже – на любой вкус…» Улыбнулась. «там же пластик кругом – и снаружи, и внутри. Знаете, насколько все это опасно? Верная онкология. А я хочу все отделать только деревом. Будет экологически чистый деревянный теремок!»

Мария бросила взгляд на изящные часики, извинилась и скрылась за дверью одного из кабинетов.

Храм в нашем городе один и большой. Содержать его настоятелю, мягко говоря, трудно. А потому старушки время от времени, взяв у батюшки благословение, отправлялись, как они говорили, «в поход по богатым!. Было у бабушек два списка состоятельных горожан. В первом те, кто на храм давал, а во втором – те, кто не давал никогда. Но старушки все равно к ним заглядывали. Мол, в лоб не стукнут, а может все-таки подадут. Совершенно случайно я узнала, что Мария значилась во втором списке. Сказывали наши просительницы, что прямо она им никогда не отказывала. Всегда приветливо встречала, улыбалась, обещала. Но этим все и заканчивалось.

Странное все-таки создание человек. У кого-то в большей мере, у кого-то в меньшей, но живет в нас непоколебимая уверенность в том, что все в жизни будет так, как устрою я сам. Вот приложу все свои силы, старание, талант, ум, трудолюбие – и так далее, и тому подобное – и добьюсь своего. И ничто не может этому помешать! Это у лодырей и дураков все кувырком, ничего у них не ладится. А у меня нет: я все по полочкам разложу, все сделаю как надо. И обязательно своего добьюсь.

Ах, куда бы нам эту пресловутую самость деть? Зашвырнуть бы подальше да и забыть о ней. Скольких бед избежать удалось бы. Но мы упрямо продолжаем свой путь, пока какая-то неведомая сила вдруг не остановит этот уверенный забег. И мы, оглянувшись вокруг, вдруг увидим себя уже на финишной прямой. Как? Почему?! Мы  ведь хотели иначе, мы старались! Но даже если закричим, все равно не получили ответа. А, вернее, просто не захотим его получить. Не захотим никакого, даже самого доброжелательного вмешательства. Потому, что привыкли все решать сами…

Налетевший порыв ветра спугнул стайку воробьев с большого развесистого тополя. Еще недавно высокие, по-зимнему пышные сугробы по краям тротуаров, заметно присели и потемнели. С самого утра на улице солнышко. Оно не только растопило снег на церковном крыльце, но и высушило ступеньки. На краешке самой верхней совсем по-деревенски примостился большой серый кот. Дремал, заботливо обласканный весной.

Народ собирался на вечернюю службу. До начала ее оставалось совсем немного времени. В притвор несмело вошла женщина. Сняла легкое пальто. Занесла в храм и поставила на канун черно-желтый билановский пакет. Купила свечи. Поставила на все подсвечники, которые были в храме. Задержалась у иконы Божьей Матери. Кто-то подсказал ей, что нужно подойти и приложиться к образу на аналое. Женщина обернулась, и я узнала  Марию. Похудевшая так, что на спине выступали лопатки, осунувшаяся. Вместо пышной прически совсем короткая стрижка под знакомым ажурным шарфом. Никаких следов косметики на лице. Темные полукружья под глазами.

Подойти к ней я не успела – началась служба. Пожалела, что не успела. Сейчас вот уйдет, и я так и не узнаю, что у нее стряслось. Может быть, помочь чем? Однако Мария отстояла всю службу, даже не присев. И только потом, вместе выйдя из храма, мы остановились за калиткой.

Пока я растерянно соображала, с чего начать, о чем спросить, Мария заговорила сама.

– Уезжаю я. К дочкам, насовсем.

Она сделала паузу. Наклонив голову вниз, глубоко, натужено вздохнула.

– Рак у меня нашли. Сделали операцию. Теперь надо быть к областной больнице поближе. Так вот…

Мне казалось, Мария вот-вот улыбнется. Я просто представить себя не могла ее без улыбки. Улыбка, правда, бывала разной – простая и открытая при нашем первом знакомстве, радостная и победная, когда она ставила свечи в храме. Кокетливая и немножко натянутая при последней встрече в администрации больше года назад. Однако теперь лицо ее было неподвижным, уголки губ горько опущены.

– Мария, ходите в храм, молитесь… Господь милостив, просите Его!..

– Да-да, я понимаю… Я поняла. В онкологию к нам постоянно батюшка приходил. В городе я себе маленькую квартиру купила. Специально нашла дом вблизи церкви. Только дорогу перейти.

Постояли. Спешить было некуда. Говорить тоже не о чем. Обменялись пожеланиями, простились.

Сделав несколько шагов, я обернулась. Сердце сжалось, к горлу подступил тот самый предательский комочек. Мария шла по длинному тротуару, в конце которого была автобусная остановка. Здесь же тормозили маршрутки. Она шагала по своей финишной прямой, не торопясь, потому как торопиться было  просто некуда.

А у меня вдруг отчетливо всплыл в памяти пасмурный ноябрьский день двенадцатилетней давности. Сломавшийся в дороге междугородний автобус. Несколько пассажиров в холодном салоне щедро делились друг с другом прихваченным в дорогу съестным, горячим чаем из термоса. И еще салом. Очень вкусным, приготовленным в рассоле салом, рецепт которого я так и забыла спросить…

Людмила ЧУБАТЫХ.