Лена не сразу сообразила, что это за стук, откуда он доносится. Она чувствовала только обжигающий лицо морозный ветер. Он был не сильным, но почему-то пробирал до костей. Нестерпимо болела голова. Рядом стояли родители. Лицо мамы было белым, как снег, что щедро засыпал кладбище, покрыв все могилы одним белым саваном, под которым зябко ежились кресты и надгробья. Мама уже не плакала. Она смотрела остекленевшими глазами на могилу, у самого края которой стояла. Отец положил руки на ее плечи и, опустив голову, молчал, закрыв глаза. По его лицу текли слезы.
Лена поняла, что глухо стучат о крышку гроба мерзлые комья земли. Холод забирался под пуховик. Она не могла сдержать дрожь. Но, главное, не могла унять боль, которая пронзила ее насквозь, смешалась с леденящим душу холодом. Вдруг острой иголкой кольнула мысль: «Там ведь тоже холодно, а она в одном платье… Холодно! Холодно!..» Девочка медленно стянула с рук варежки – голубые, с вышитыми на них снежинками, еще не зная, зачем. Варежки в прошлом году подарила ей на день рождения старшая сестренка. Сама связала и вышила. «Они с секретом, Ленусь! Знаешь, с каким? У тебя в них никогда, даже в самый сильный мороз, не будут мерзнуть руки. Никогда! – Оля расцеловала сестру. – Носи и всегда меня помни!»
Лена поднесла варежки к губам и поцеловала их. Медленно подняла руку и разжала пальцы.
– Возьми, Оль… А то холодно тебе…
Произнесла совсем неслышно, одними губами. Почувствовала, как горячим железным обручем сжало все внутри. Неожиданно наклонилась и упала на снег рябина у соседней могилы. Закачалась под ногами земля, и Лена провалилась в темноту.
В доме был праздник. Вернее, праздников было несколько, и по этому случаю к ним приехала бабушка. За окном расцветал июнь, в сквере под окнами весело шумела ребятня. Семья собралась за столом, в центре которого стоял большой букет ромашек. Их любили все, а особенно мама.
Окончился учебный год. Лена перешла в седьмой. Как всегда она принесла домой одни пятерки. Оля, старшая из сестер, получила золотую медаль и была зачислена в университет. А третье событие было не менее, если не сказать больше, знаменательным. У их старшего брата Максима, который учился на пятом курсе и был женат, три дня назад родился сын!.. Скворцовы нанесли счастливый визит в родильный дом, и решили все три события отпраздновать.
Лена никак не могла представить себя в роли тети, но на душе было светло и радостно. Рукодельница Оля еще накануне начала вязать костюмчик для малыша. А родители делали покупки – необходимого оказалось не так уж и мало. Максим с мамой навели идеальный порядок в комнате, где жили молодые, поставили кроватку. О том, чтобы молодоженам съехать на съемную квартиру, и речи не было. Все хотели жить вместе. В тесноте да не в обиде. Правда, Лене не очень нравилось, что она теперь спит на раскладушке, даже как-то побурчала по этому поводу. Оля тогда сказала, что готова поменяться с сестрой местами, уступив ей маленький уютный диванчик.
Сестры были разными. И не только по возрасту. Впрочем, одинаковых людей не бывает, как и не бывает в семье одинаковых детей. У Скворцовых разница между детьми была в четыре года. Темноволосая и темноглазая Оля, тоненькая, изящная была немногословной, тихой. Любила рукодельничать, хорошо рисовала и пекла замечательные торты. Она пробовала себя в спортивной гимнастике и даже делала успехи. Побывала на соревнованиях в столице. Но вдруг ушла из секции, ничего толком не объяснив ни тренеру, ни родителям. Пожала плечами, улыбнулась и стала заниматься плаванием. Это продолжалось не так уж долго. После плавания Оля не стала заниматься ничем. Нажала на учебу, поставив целью окончить школу с медалью и поступить на биологический. Биология была ее любимым школьным предметом. Между занятиями и консультациями она неизменно потчевала домашних выпечкой, рецепты которой чаще всего придумывала сама.
Мало кто знал о том, что Оля была тонкой и очень ранимой натурой. Девушка старалась это скрыть. И если чья-то резкость ранила ее, она чаще всего молчала. И только по глазам – большим и темным, как у папы – можно было понять, что ей больно. Доброта души делала ее нередко внутренне беззащитной. И тогда девочка замыкалась в себе. Но никогда не держала ни на кого зла. Не носила камня за пазухой.
Лена была другой. Даже внешне. Она сильно походила на маму и голубыми глазами, и светлыми вьющимися волосами, и даже голосом. По телефону их часто путали, и веселая, иногда даже до бесшабашности, Лена любила разыгрывать близких. Тоже по телефону. Как младшей в семье, ей с детства доставалось больше внимания и ласки. Так положено наверное. Ее баловали все, в том числе и старшие брат и сестра. Училась легко. Хорошо рисовала, лепила и с первого класса занималась лыжами, в которые была просто влюблена. Неистощимая на выдумки и сюрпризы, добрая и открытая, она все же могла взорваться и отпустить недобрую шутку в адрес брата, а еще чаще сестры. Бурно реагировала, если считала, что ее обидели. Но вместе с тем любила всех домашних любовью, на которую только была способна. Только вот почему-то ей всегда казалось, что к ней несправедливы. И в первую очередь ее старшая сестра. Посуду мыли по очереди. Но иногда Лена начинала вредничать, искала причину увильнуть от этой совсем не любимой ею работы по дому. Оля в таких случаях молчала. Сердилась, хотя не подавала виду. А чаще всего молча шла на кухню, и вскоре сияющие чистотой чашки и ложки из раковины переселялись в посудный шкаф. Лена с видом победителя натягивала шапку и куртку, звонила подруге и шла гулять.
Но так было не всегда. Иногда сестры уединялись на том самом маленьком уютном диванчике и, обнявшись, смотрели в компьютере интересный фильм или просто шептались. По секрету обсуждая, какой подарок сделать маме ко дню ее рождения. И обеим было так тепло и хорошо вместе.
Лена смотрела в учебник, но читать не могла. Буквы расплывались. По лицу текли слезы. Сосредоточиться не получалось совсем. Она вздрогнула от звонка в дверь. В это время всегда приходила с занятий Оля. Она часто забывала ключ и поэтому звонила. Да! Это, конечно, Оля. Это она! Лена мгновенно оказалась у двери. За ней стояла уборщица подъезда. Занончился месяц, и она пришла получить плату…
Снова подступили слезы. Скорее бы родители пришли. Тогда не так тяжело. Хотя мама за три дня осунулась и похудела. Папа молчал, гладил по голове то маму, то Лену, и в его глазах тоже стояли слезы. Но все же всем вместе было хоть чуточку полегче. Максим с женой и маленьким Антошкой улетели на каникулах к родственникам на Кавказ и должны были возвратиться только через неделю.
Лена уселась за учебник. Но слезы снова потекли по щекам. Она вспомнила, как после размолвки с сестрой пошла к подруге. Она была одна у родителей. «Как тебе хорошо, Наташа! Как хорошо, что у тебя нет сестры!»
Лена захлопнула учебник и заревела в голос. «Как я могла?! Как я могла так сказать?! Как я могла так даже подумать?!»
Она вздрогнула от стука в подъезде. Снова бросилась к двери, открыла. Уборщица уронила ведро. Она, как всегда, была под хмельком. Лена посмотрела на часы. До прихода родителей оставалось еще довольно много времени. И вдруг ей в голову пришла мысль…
Она рывком сдернула с вешалки пуховик, схватила шапку. Уже скоро она ехала в трамвае. Ехала в больницу, где три дня лежала в реанимации Оля. Без сознания. В коме. Ее сбила машина. «Пока ничего не можем сказать… Травмы тяжелые…Понимаете, травмы, не совместимые с жизнью…» В голове раскаленными шариками перекатывались слова врача, то отдаляясь куда-то далеко, то оказываясь совсем рядом. И полные ужаса глаза родителей. Мама умоляла пустить ее к дочери. «Это реанимация, Анна Владимировна. Туда нельзя… Успокойтесь… Надо ждать».
– Ждать?! Нет, я не буду ждать. Я должна ее увидеть!..
По тому, как удивленно посмотрели на нее сидевшие рядом в трамвае, Лена поняла, что сказала это вслух и довольно громко. Она решила, что добьется, чтобы ее пустили к сестре. Будет кричать, будет требовать, будет…Она добьется. Обязательно добьется.
В лифте возились монтеры. Она на одном дыхании поднялась по лестнице на пятый этаж. Бегом. Попросила дежурного реаниматолога. Вышла медсестра. «Мне врача. Пожалуйста! Очень срочно!..» Вышел врач с усталым лицом, высокий, совершенно седой. Лена вдруг обмякла и повалилась ему в ноги.
– Пустите меня к сестре… Пожалуйста… Ровно на две минуты… Если не пустите, я умру!..
И ткнулась лбом в холодный линолеум.
Она успела вернуться домой до прихода родителей. Рассказывать им ничего не стала. Зачем добавлять боли, ее и так через край. Не стала говорить и о том, что долго молилась в маленьком храме прямо во дворе больницы. Ноги сами туда пришли. Они с мамой и Олей и раньше иногда ходили в церковь. Ставили свечи, писали записки. Но тут вдруг Лена поняла, что в храме надо просить. И просила. Просила так, как никогда ни о чем никого в жизни не просила.
Вечером, когда легла спать, перед глазами была Оля. Там. В реанимации. «Ты поправишься, Олечка, поправишься… Мы тебя очень любим и ждем… «Лена шептала что-то еще. Пальцами гладила краешек простыни, которой было накрыто худенькое тело сестры. Через пару минут на плечо ей легла рука врача.» Пора, малышка… Идем. Тебе сколько лет?» «Тринадцать… Завтра будет…» – вспомнила вдруг Лена. «Ты молодчина, девочка. Настоящая молодчина..!»
Она нескоро забылась тяжелым сном. Снилось кладбище. Тяжелые снежные тучи низко над землей. Пронизывающий насквозь ледяной ветер. Качается под ногами земля. Рябина у соседней могилы наклоняется и падает прямо под ноги. Невыносимая боль, которая разрывает сердце. И темнота.
Кто-то тихонько коснулся щеки.
– Ленуся, вставай!..
Так звала ее Оля и иногда мама. Лена рывком села в постели. Сердце стучало не только в груди, но и в висках. Мама стояла рядом. Бледная, с темными полукружьями под глазами. И улыбалась. В руках она держала ее голубые варежки с вышитыми снежинками, подарок Оли.
– Ты вчера в подъезде рукавички свои любимые потеряла, уборщица подобрала…
Мама крепко обняла Лену.
– С днем рождения, солнышко мое! Собирайся. Сейчас папа приедет, мы мчимся в больницу..!
Она легонько потрепала именинницу за уши, расцеловала:
– Оля пришла в себя…
Людмила ЧУБАТЫХ, с. Волчиха.