Про кашу из колосков и пирожное в мусорке

Сентябрьское солнце пригревало по-летнему. В городе пахло опавшей листвой. Одиннадцатилетняя Нина и ее старший брат уже подошли к городской окраине. Мише было тринадцать. Дальше шла проселочная дорога. Предстояло отшагать еще километров пять-шесть – там начинались колхозные пшеничные поля. Уборка закончилась. И ребятишки проделали такой большой путь, чтобы пособирать оставшиеся на поле колоски. У Миши за спиной была котомочка, а Нине мама дала под колоски наволочку. Девочка прижимала наволочку к себе. В ней была положенная мамой краюшка хлеба, ее так хотелось съесть.

– Ниночка, подожди немного. Ты не думай о хлебушке! Вот когда наберем колосков, сядем отдохнуть да и покушаем. Хлебушек ведь от нас не убежит!..

Ниночка со вздохом соглашалась. Брат у нее был замечательный, она очень его любила. С тех пор, как началась война, все перемешалось в их жизни. Родители и  две старшие сестры работали на военном заводе, где давали небольшую пайку хлеба. Но есть хотелось постоянно. После школы они, сделав уроки, пораньше ложились спать. Голод не отставал и во сне.

Когда они принесут колоски, мама обрушит их, распарит хорошенько, и для голодных желудков детей будет настоящий пир!..

День начал клониться к вечеру. Ноги подкашивались от усталости и голода. Ребятишки вышли на дорогу, намереваясь присесть перекусить, и потом можно отправляться в обратный путь.

Вдали вдруг появилось облачко пыли, а вскоре они уже могли различить всадника на коне. Он мчался прямо на них. Почуяв недоброе, присевшие было на обочине дети поднялись, прижимая к себе котомку и наволочку. Ездовой резко затормозил. Грубо выругавшись, вырвал у них из рук колоски вместе с заветной краюшкой. Несколько раз хлестанул обоих бичом и умчался туда, откуда приехал.

Ниночка всю обратную дорогу плакала. Она почти не могла идти. Но Миша не давал ей падать духом как настоящий мужчина, хоть и маленький. Рассказывал смешные истории, заглядывая в глаза, ласково дразнился:

– Ниночка, Ниночек – мазаный блиночек!..

Девочка улыбалась сквозь слезы и думала о том, что, когда закончится эта проклятая война, и она станет взрослой, обязательно будет печь много-много хлеба, булочек и пирогов и всех угощать. Маленькое сердце было добрым. Закрыв глаза, девочка, как клятву, произносила про себя это обещание.

Те, чье детство пришлось на время Великой Отечественной, знают, что такое голод. Если был рядом лес – выручали грибы и ягоды. Но лес был не везде. Тыл должен был кормить и себя, и фронт. Люди работали на победу. Никакими жемчугами-бриллиантами не оплатить слезы матерей, на руках которых от голода умирали дети. Никакими. Слезы все равно дороже. Со стен мельниц соскабливали почерневшую муку. Лепешка из мерзлой картошки с отрубями была самым вкусным лакомством. Картофельными очистками угощали друг друга как конфетами… Но сколько было в этих детях, да и не только в них, любви и сострадания, милосердия. Конечно, кто-то наживался на беде, кто-то греб под себя, но их было меньшинство. Иначе мы бы просто не выдержали, не вынесли, не выстояли в то время.

У моей близкой родственницы намечался юбилей. Человек она небольшого достатка, но все же хотелось угостить близких хорошо, порадовать красивыми, вкусными блюдами. Я поинтересовалась накануне, как идут дела. Ирина посетовала:

– Не знаю, что будет. Говорю с поваром, а она: «Окорочка сейчас уже не едят. Нарезку – колбасу с сыром – всю потом со столов убираем. Салаты тоже не все едят…»

Когда мне приходится участвовать в празденствах, я не устаю удивляться выдумке и изобретательности, которая присутствует на столах, восхищаться поварским искусством. Да и сама готовить люблю. Придумываем с внуками что-нибудь необычное. Но после обеда или перед ним, а чаще всего вечером, когда у нас с ними самое время для сказок и разговоров по душам, обязательно читаю или рассказываю им о том, как жили дети в войну. Как мы, послевоенные ребятишки, радовались дешевым карамелькам, а жмых, которым нас угощали на маслобойке, почитали за халву. И еще о том, что и в наше время есть люди, которые голодают. Мы говорим о недоеденных пирожках и булочках, которые можно увидеть в мусорке. Я как-то попыталась очень деликатно заметить молодой красивой маме в туфельках на высоких каблучках, что ее трехлетнему карапузу не следовало бы бросать в урну надкусанное и почему-то вдруг разонравившееся пирожное. Можно котенку отнести или предложить собачке, которая виляла хвостом неподалеку. И пирожное не пропадет, и воспитательный момент не будет упущен. «А вам какое дело?! Деньги заплатила я!» Цок-цок-цок – каблучки сердито застучали по тротуару. Такой вот воспитательный момент получился.

Что еще можно добавить к сказанному? Юбилей у моей родственницы прошел хорошо – весело, душевно, тепло. Когда гости разошлись и разъехались, на столах вовсе не было пусто. Скучала в красивых блюдах фаршированная горбуша, оригинально оформленная овощной нарезкой и виноградом, сырные рулетики с ветчиной, горячие бутерброды и еще много чего.

Мама моя свое детское обещание, данное себе, выполнила. Помню, как будучи маленькой, любила зимние вечера, когда мама ставила в квашонке тесто. Я смотрела, как покачивалось сито в маминых руках, ласково похлопывающих его по деревянным бокам, как росла горка муки, а потом пыхтела и пузырилась опара. Булки, а летом мама пекла хлеб только на капустных листах, были большие, ароматные. А горячие ломти с хрустящей корочкой вприхлебку с молоком – настоящее объеденье!..

Если кто-то из соседей забегал за хлебом взаймы до завтра, мама всегда давала и никогда не брала назад. Нищим, а в те годы они нет-нет да и проходили через село, она давала много хлеба. Пирогами и шанежками всегда угощала соседей. Когда мы переехали в райцентр и поселились в восьмиквартирном доме, я уже училась в институте. Мама летом доставала чудом сохранившийся у нее керогаз, ставила его у двери подъезда (на кухне он создавал невыносимую жару) и пекла много-много пирожков, которые тут же с огромным удовольствием уплетала дворовая ребятня.

И сейчас, когда ей уже за восемьдесят, и когда в магазине можно купить пирожки, булочки и рулетики на любой вкус, она нет-нет да и поставит тесто. Побольше. А потом разложит пирожки по тарелочкам и несет на третий этаж, на второй. А уж если нас угощает, то, чтобы досыта.

Плохого в том, что сейчас от еды и всякой вкуснятины прилавки ломятся, я думаю, нет. И что достаток на столе – это тоже не вредно. Плохо другое, что мы и мысли не допускаем, что это продуктовое благополучие может враз закончиться. Плохо, что не знаем нашей истории, когда люди умирали от голода. Плохо, что не всегда готовы поделиться с нуждающимся и тем более отдать ему последнее.

И летит в мусорку пирожное…